Бомба

– Нет, я не могу озвучить эту цифру мужчине. Да, да, да. И не смейся. Тебе – восемнадцать, а мне – восемьдесят пять. У нас с тобой на двоих одна цифра – восемь. И то приятно. Но при всём этом ты всё же – мужчина, а я – женщина. Тебе не положено знать о том, сколько же мужчин было в моей жизни.

– А вы уже проговорились, что их было всего семь.

– Да, в умении делать логически верные выводы тебе не откажешь. Всё-таки, из всех мужских достоинств, интеллект – это, видимо, самый главный. И самый притягательный. Недаром же я всё время думаю о том, что будь я молоденькой девушкой, я бы обязательно совратила бы тебя.

– Но тогда, когда Вы были молоды, я ещё не родился.

– А ты что, не умеешь пользоваться машиной времени? Если меня можешь отправить в прошлое, то ты и себя сможешь отправить куда угодно. И в прошлое, и в будущее. Вот и встретились бы. Горячий восточный парень и немецкая девочка-красавица. Даже с какими-то не до конца понятными графскими корнями. Хотя, судя по твоей внешности, ты тоже, видимо, не дворняжка. Ну, я не знаю всех этих ваших восточных тонкостей.

– Вы, вообще-то, плохо себе представляете, как работает машина времени. Она может отправлять человека и в прошлое, и в будущее. Но при этом она не в состоянии изменить его возраст. Если Вас переместить на пятьдесят лет назад, в прошлое, то Вам и там будет восемьдесят пять. А если меня отправить вдогонку к Вам, то мне по-прежнему будет восемнадцать. А Вы же хотите, чтобы машина времени Вас ещё и омолаживала. А такого просто не бывает. Да и сама машина времени существует только в наших мечтах. В реальности её нет, и навряд ли кому-нибудь удастся её соорудить.

– Нет, ты всё-таки зануда. Не даёшь помечтать. Весь кайф мне обломал. Кстати, это твоё выражение. Я его часто здесь использую. И знаешь, оно пользуется успехом. Ну, давай рассказывай, почему ты не пришёл с утра.

– Сейчас расскажу.

– Кстати, ты знаешь, что у Герберта Уэллса, который придумал дурацкую машину времени, и у вашего этого Максима Горького долгое время была одна и та же любовница? Эта женщина была разведчицей и писала доносы на каждого из них. Ей поручили присматривать за Уэллсом потому, что он был социалистом, ездил в СССР и находился под вечным колпаком спецслужб. А ещё она следила за Горьким. Тот был слишком известен в мире. В Советском же Союзе не хотели, чтобы он болтал что-то лишнее. А он разное говорил. И за, и против тех, кто правил тогда бал в Совдепии. Говорят, что, в конечном итоге, именно она отравила Горького, спокойно закрыла ему глаза и вернулась в постель к Уэллсу. Видишь, иногда так бывает. Наверное, мы, женщины, все такие. Сами порой не понимаем, кого же мы, в конце концов, любим. Кстати, тебе будет интересно, что эта женщина очень любила икру. Ну, и ещё водку.

– А я не люблю водку. И она меня не любит. Не желает задерживаться у меня в желудке.

– Запомни. Неразделённая любовь – это чушь собачья, которую придумали глупые романтики, ищущие повод для того, чтобы пострадать. Если его ищешь, то всегда найдёшь. И будешь страдать. Ну, и хорошо. Если очень хочется, то можно и пострадать. Но помни, что страдать должны те, кому это доставляет удовольствие. А любовь, если она есть, то она всегда взаимная. Полюби водку, и она обязательно полюбит тебя.

Нет, я всё-таки обожал свою подопечную. В ней было столько жажды жизни, что даже лёгкая форма деменции, явно присутствующая у неё, не могла испортить наше общение. Конечно же, и я, и она прекрасно понимали, что наши контакты не совсем укладываются в рамки того протокола, по которому учащиеся гимназии обязаны были проводить один день в неделю в доме престарелых. Но я ощущал это не как повинность, а как некий подарок судьбы. Всё же я получал огромное удовольствие от общения с этой Фрау.

В прошлом году я был прикреплён к другому дому престарелых. Он был муниципальным, и там было очень много тяжёлых больных. Моя работа у них заключалась в основном в том, чтобы купать, с помощью медсестры всех этих больных и менять им постельное бельё. Не все они были в коме, но об общении с ними не могло быть и речи. Отсутствующий взгляд и полное погружение в себя там были нормой. А этот дом престарелых был частным. Он гораздо больше напоминал просто хорошую гостиницу, а условия для больных здесь были идеальные. Да и больные здесь были совсем другие. У них был здесь даже свой ресторан, из которого можно было заказывать еду в комнату. Его Фрау не очень жаловала, считая, что он недостаточно хорош для неё. Еду она, как правило, предпочитала из ресторана в пешеходной зоне. Там хорошо знали её вкусы и пристрастия, да и к тому же всегда могли организовать специально для неё быструю доставку.

Вскоре я, конечно же, начал во всех подробностях и деталях описывать всё то, что со мной происходило вчера вечером и сегодня утром. Она смеялась до слёз. А потом почему-то зациклилась на том, сколько же презервативов было использовано в этой латексной бомбе.

– Двадцать восемь. И ещё пять мы испортили, когда заполняли их водой.