Однако именно тогда, в самом конце 50-х годов, во взаимоотношениях атомщиков как-то незаметно возобладал новый бюрократический стиль. Сын Кирилла Ивановича Щёлкина писал:
«
Впрочем, подобная щёлкинская хитрость далеко не всегда давала желаемый результат. И вот тому иллюстрация.
Предчувствуя приближение конца, Курчатов всё больше заботился о дальнейшей судьбе атомного дела. Честолюбивые помыслы молодого Сахарова его огорчали. Не радовало и отсутствие у Харитона твёрдости, необходимой для руководителя такого высокого ранга. А мощь советского атомного оружия тем временем росла уже не по дням, а по часам.
Курчатов всё больше думал о мирном атоме. Не случайно в своей речи 31 марта 1958 года он сказал депутатам Верховного Совета СССР:
«С
В Институте атомной энергии как раз затевалась крупная работа по мирному атому. И Курчатов обратился к Щёлкину с предложением: переехать в Москву и возглавить в ИАЭ исследования по термоядерному синтезу. Щёлкин с радостью согласился.
Однако одного согласия трижды Героя Соцтруда в ту пору было мало. Все щёлкинские посты в закрытом атомном городе являлись номенклатурой ЦК. Для перевода в Москву требовалось «высочайшее» разрешение. А первый секретарь Центрального Комитета Никита Хрущёв (с явной подачи Ефима Славского, который, как мы знаем, очень недолюбливал Щёлкина, такое кадровое перемещение не одобрил.
Открыть в Челябинске-70 крупный научный центр для работ по мирной атомной тематике (давняя мечта Кирилла Щёлкина) Славский тоже не разрешил — не дал денег на эту «никчёмную затею».
Последний год жизни
В 1958-ом и в 59-ом Курчатов много занимался установкой Огра —
Тогда планы на совместные исследования с зарубежными физиками были очень большие. Об этом — Ефим Славский: