Бомба для дядюшки Джо

«Следующий вопрос — подбор руководящих людей, и это тоже большая проблема. Я проповедую, что за основу подбора нужно брать не то, что человек обещает сделать, а то, что он в своей жизни уже сделал».

И уж совсем не жаловал Капица своих высокопоставленных коллег из числа партийных руководителей:

«Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Особом комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия. Правда, у него дирижёрская палочка в руках. Это неплохо, но вслед за ним первую скрипку всё же должен играть учёный. Ведь скрипка даёт тон всему оркестру».

Вновь намёк на Курчатова, игравшего в атомном «оркестре» ту самую «первую скрипку». По мнению Капицы, в руководстве Спецкомитета должны быть настоящие учёные! По его словам, надо…

«… чтобы подпись учёного скрепляла всякий протокол Особого комитета и приказы разных начальников. Наподобие политических комиссаров надо создать научных комиссаров».

Пётр Леонидович отлично понимал, что большевики ни за что не позволят «комиссарить» беспартийным учёным. Поэтому откровенно признавался Сталину, что не видит «… никакой особой пользы от своего присутствия в Особом комитете и Техническом совете», поскольку товарищи «Алиханов, Иоффе, Курчатов так же и даже более компетентны, чем я, и меня прекрасно заменят по всем вопросам, связанным с А.Б…».

В том порядке, в котором представлены академики (алфавитном) тоже нельзя не заметить почти нескрываемого неуважительного отношения академика Капицы к Курчатову.

Любопытен финал этого письма. Сначала Капица в очередной раз повторил, обращаясь к вождю:

«… прошу Вас ещё раз, и очень настоятельно, освободить меня от участия в Особом комитете и Техническом совете. Я рассчитываю на Ваше согласие, так как знаю, что насилие над желанием учёного не согласуется с Вашими установками.

Ваш П. Капица».

Однако затем (видимо, после некоторых раздумий) Пётр Леонидович добавил постскриптум, в котором решил отчитаться и о своей «кислородной» деятельности. Отчитавшись, просил Сталина:

«Таким образом, все мои векселя стране и правительству по кислороду уплачиваются сполна, и я всё больше и больше буду настаивать, чтобы меня освободили от Главкислорода и дали возможность всецело вернуться к моей научной работе».

В финале письма шёл новый (и неожиданный!) постскриптум:

«P.P.S. Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно».

Казалось бы, всё. Раз подана просьба об отставке, значит, все атомные дела — по боку.

Но Капица продолжал думать о том, как улучшить работу Специального комитета («Особого», как называл его сам Пётр Леонидович, или сокращённо — «О.К.»), и через пять дней на очередном заседании Спецкомитета снова попросил слова.

Отстранение строптивого академика

На девятом заседании Спецкомитета, которое состоялось 30 ноября 1945 года, академик Капица сразу же обратился к председательствовавшему Берии с просьбой предоставить ему слово для заявления.

Но Лаврентий Павлович сказал, что сначала надо обсудить вопросы, уже стоящие в повестке дня. Ведь приглашены пять наркомов, шесть заместителей наркомов, начальники главков, учёные, инженеры! И все они дожидаются вызова. Завершится обсуждение вопросов, люди будут отпущены, тогда и Петру Леонидовичу будет предоставлено слово.