Бомба для дядюшки Джо

Репрессивный каток прошёлся и по рядам учёных. Научная общественность страны Советов была ошеломлена арестом директора института Физики МГУ Бориса Михайловича Гессена. Учёного взяли 22 августа. Через четыре месяца (20 декабря) — «за участие в контрреволюционной террористической организации и подготовку теракта» — его расстреляли.

На фоне этого трагического события нелицеприятная критика, которой подвергся Ленинградский физико-технический институт, воспринималась как небольшая житейская неприятность. Из-за которой, как говорил потом Анатолий Александров, учёным-ядерщикам стало всего лишь «очень сложно» работать:

«Очень сложно было в то время развивать в Физтехе работы по ядерной физике. В 1936 году была собрана специальная сессия Академии наук, где наш институт критиковали за то, что в нём ведутся «не имеющие практической перспективы» работы по ядерной физике».

Обвинение было серьёзное. Работать, не имея «перспективы», — это же явное вредительство. Академик Иоффе с трудом отбивался от наседавших на него физиков-ортодоксов, защищая право лабораторий ЛФТИ (в том числе и ядерных) работать по-прежнему — так, как работали раньше.

И физтеховцы продолжали трудиться.

Летом 1936 года на дипломную практику к профессору Алиханову пришёл студент Ленинградского политехнического института. Это был Венедикт Джелепов:

«Алиханов представил меня Игорю Васильевичу…

Особое впечатление тогда на меня произвели большие тёмно-каштановые, очень лучистые глаза Курчатова и очаровательная, немного лукавая улыбка. Позднее мне пришло на память образное высказывание М. Горького о глазах А. Белого, что «о них можно было зажигать спички». Свет глаз Курчатова обладал именно такой силой. Роста он был высокого, плечист, общим сложением чем-то напоминал Маяковского».

Как уже говорилось, у Алиханова и Курчатова в ЛФТИ были свои лаборатории. Каждый руководитель славился своими методами подбора сотрудников. О том, по какому принципу подбирал людей Игорь Васильевич, рассказал Анатолий Александров:

«Он всегда считал, что нужно всякое творчество втягивать в сферу своей деятельности… Способность эта была у него всегда, причём ещё в Физтехе эта черта у него проявилась очень сильно. Ведь в составе его лаборатории были люди, много было таких людей, которых никто бы из нас — ни я, ни Пал Палыч Кобеко — не взяли бы к себе в лабораторию. А они у него работали».

На эту черту характера Курчатова обращали внимание даже те, кто работал под его началом. Александров свидетельствовал:

«Они возмущались против Курчатова. Потому что, в конце концов, они соображали, что они находятся на каких-то таких ролях, так сказать, роботов в работе.

Я помню, несколько сотрудников курчатовской лаборатории прибежали в нашу лабораторию. И вдруг они начали говорить, что вот, Курчатов, он всех подчиняет… Как только они кончили этот разговор и ушли, Кобеко сказал:

С г… сливки снимает!

Это было чётко сформулировано положение в этой ситуации. И это действительно было так. Это была редкостная одарённость».

Но, несмотря на подобные трения в коллективе курчатовской лаборатории, вскоре его сотрудники образовали так называемый «нейтронный семинар». С целью более углублённого постижения вопросов ядерной физики. Как утверждал потом Исай Гуревич, это было…