Бомба для дядюшки Джо

«Тогда, до войны, в нас очень были сильны приоритетные страсти. Все дрались за первенство, страшно переживали, если кто-то кого-то опережал».

И вот однажды (это случилось в самом начале 1939-го) физики Русинов и Флёров, повторяя эксперимент Гана и Штрассманна, установили, что при делении урана…

О том, что именно удалось установить молодым исследователям, — в рассказе Исая Гуревича:

«При делении урана счётчик зарегистрировал возрастание числа нейтронов. И это доказывало, что нейтроны деления существуют в действительности, что при каждом делении возникает от двух до четырёх новых нейтронов (такова была точность опытов) против одного, вызвавшего деление, а значит, цепная реакция принципиально возможна».

Экспериментаторы возликовали! Ещё бы, такое открытие! Надо срочно писать статью и посылать её в журнал. Чтоб весь мир узнал об открытии Русинова и Флёрова! Узнал о том, что в результате цепной ядерной реакции нейтронов возникает гораздо больше, чем их пошло на инициирование этой реакции! А это означает, что.

И вдруг…

Курчатов мгновенно охладил восторг исследователей, предложив им повторить свой эксперимент. И тщательно сопоставить полученные результаты с прежними. Затем вновь повторить. И вновь сопоставить. И так поступить несколько раз.

Флёров впоследствии с сожалением сетовал на то, что…

«… о самом главном в этой работе — доказательстве существования вторичных нейтронов — мы не успели сообщить первыми. Курчатов заставил нас, как всегда, всё проверить и перепроверить, считать и пересчитывать. И когда мы со Львом Ильичом Русиновым собрались, наконец, докладывать свои результаты на семинаре, вышла в свет статья Жолио-Кюри и его сотрудников. И датирована она была одиннадцатью днями раньше нашего доклада..

Мы с Русиновым расстроились. А Курчатов нас утешал, что ничего в этом страшного нет. Это слишком важный результат, чтобы страдать из-за приоритета».

Курчатов хорошо запомнил «прокол» десятилетней давности с тонкослойной изоляцией и теперь заставлял всех своих сотрудников не только «считать и пересчитывать», но и «проверять и перепроверять». И лишь тогда, когда ни у кого не оставалось уже никаких сомнений, статью, перепроверенную, что называется, до дыр, он разрешал отправлять в печать.

Между тем в статье Жолио-Кюри, опубликованной в английском журнале, сообщалось о необыкновенном явлении: французы установили, что при делении урана выделяется не один, а два или три нейтрона! Это означало, что реакция будет не только самоподдерживающейся, но и нарастающей, как лавина!

Годы спустя Лев Ландау напишет об этом открытии:

«Дело даже не в том, что деление даёт энергии в десять раз больше, чем обычная ядерная реакция. Оказалось, что в процессе деления из ядра выбрасываются от двух до трёх новых нейтронов. Нейтроны, таким образом, не погибают, а возрождаются в удвоенном числе, опять проникают в соседние ядра, делят их, и так самопроизвольно, быстро нарастая, процесс может развиваться дальше. Это произвело на физиков ошеломляющее впечатление. Открылась клетка, в которой сидел зверь, страшную силу которого мы очень хорошо себе представляем».

Но подобное понимание ядерных процессов придёт к советским физикам не скоро. Тогда, в 1939-ом, в адрес учеников Курчатова посылалось множество довольно едких замечаний. Георгий Флёров рассказывал: