Она подошла к конторке и написала адрес московского дома графини Чернышёвой, протянула записку Горбунову и попросила:
– Возможно, вы даже согласитесь поверить мне на слово и передать матушке деньги за месячную поставку. Я была бы вам очень признательна.
– Разумеется, ваше сиятельство, – не моргнув глазом, согласился откупщик. – Я подожду неделю и потом поеду с обозом, а деньги передам за четыре партии.
Вера так обрадовалась, что ей захотелось броситься Горбунову на шею, но дело, о котором они только что договорились, требовало от неё солидности. Вера степенно кивнула и, хотя улыбку и сияние глаз спрятать так и не смогла, серьёзно пожала откупщику руку. Марфа спросила о том, куда перегонять подводы, и вызвалась поехать на постоялый двор за солью. Щеглов предложил сопровождать её.
– Давайте я сначала ваше сиятельство в гостиницу отведу, а оттуда мы с Марфой Васильевной поедем на постоялый двор, – предложил он.
– Я могу распорядиться насчёт экипажей, – вмешался Горбунов, – её сиятельство в коляске отвезут в гостиницу, а вы можете взять двуколку.
– Пожалуй! Так и впрямь будет быстрее, – согласился капитан. – Тогда мы до вечера сможем управиться и уже завтра отбыть домой.
Вера согласилась, и откупщик отдал распоряжение закладывать экипажи. Первыми уехали Щеглов и Марфа, потом и Вера уселась в новёхонькую, крытую вишнёвым лаком коляску, вполне уместную в богатом столичном доме.
– До встречи, Денис Маркелович, – попрощалась она. – Я рада нашему знакомству. Уверена, что мы оба выиграем от наших нынешних договорённостей.
– Не сомневаюсь, ваше сиятельство, – согласился откупщик. – Насчёт матушки не переживайте, всё сделаю. Через месяц деньги будут у неё.
Горбунов дал сигнал трогать, и коляска выехала со двора. Откупщик поглядел ей вслед. «В добрый час, ваше сиятельство», – пожелал он.
Насчёт коммерции эта востроглазая барышня попала в точку. Размах дела Горбунов оценил сразу, а вот какие деньги он собирался заработать на этой красотке графинюшке, ей лучше было не знать.
Откупщик сам захлопнул за экипажем ворота и в предчувствии удачи потёр руки.
Глава двадцать девятая. Отъезд в Солиту
В экипаже Веру разморило. Так с ней случалось всегда. Сначала железный стержень воли помогал выстоять и победить, а потом он бесследно исчезал, и на Веру наваливались опустошённость и безмерная усталость. Вот и сейчас хотелось лишь одного – добраться до своего номера и рухнуть в постель. Вера еле-еле поднялась по лестнице и только достала из ридикюля ключ, когда услышала за спиной знакомый голос:
– Добрый день, Вера Александровна!
Она повернулась и увидела Горчакова. От неожиданности Вера, даже не поздоровавшись, выпалила:
– Так вы же уехали…
Как же это было глупо!.. Она мгновенно покраснела. С упорством, достойным лучшего применения, Вера старалась выглядеть в глазах князя гордой и невозмутимой, но получалось наоборот: она постоянно смущалась. Мелькнула догадка, что он наверняка изрядно потешается над её пылающими щеками, но Вера ошибалась. Платон был тронут. Эта смущённая барышня была куда милее величественной графини с холодными фиалковыми глазами. А потом пришла трепетная, как к ребёнку, нежность. Потрясённый, Горчаков так и стоял, глядя в лицо Веры. Молчание затягивалось, и, опомнившись, он сказал первое, что пришло в голову:
– Мой экипаж сломался. Но теперь его уже починили, и, если вы закончили свои дела в Смоленске, – я буду рад сопровождать вас.
– Да, мы сделали всё, что хотели, и собираемся на заре выехать домой. Тогда можно без остановки на ночлег добраться до Солиты.
– Замечательно! Я поеду с вами.
Они стояли в коридоре, мимо пробежал нагруженный самоваром половой, и, поймав его любопытный взгляд, Платон осознал, что нужно отпустить Веру. Он уже собрался попрощаться, но девушка предложила:
– Пойдёмте ко мне, и вы расскажете, что известно о предстоящем суде. Я знаю, как вас вынудили подать из-за брата в отставку.
– Кто вам сказал? – удивился Платон. Он шагнул за Верой в её номер и, опасаясь чужих ушей, закрыл дверь.
– Загряжская знает всё. Простите, если вам неприятно это обсуждать. Просто вас шантажировал тот же человек, что пытается заполучить и наш титул, и наше состояние.
– Не беспокойтесь, я сам сказал об этом Кочубею. Вы правы относительно того, что на меня охотится тот, кто называет себя вашим родственником. Я имею в виду Александра Ивановича Чернышёва.
– Он, скорее, однофамилец. Мой отец много сделал для этого человека в начале его карьеры, вот мама и надеялась на него, а получилось наоборот. Вместо помощи «любезный дядюшка» лишил нас последнего. Скажите, почему люди так неблагодарны?
Лицо Веры стало грустным, и из-за маски безупречной мраморной статуи выглянула нежная девочка. Как же хотелось Платону обнять её, приласкать и утешить! Но он не имел права.