Это случилось еще тогда, когда Сева проживал в гостинице «Европейская» на Воскресенской и только-только провернул после освобождения из тюремного острога свою первую аферу в Казани с продажей особняка на Покровской за восемьдесят тысяч, хотя цена ему была восемнадцать. С ним тогда были только Самсон Африканыч Неофитов, которому решением Департамента полиции было запрещено проживать в столицах, и он двинул в Казань к Севе, и Ленчик, сам нашедший Долгорукова и напросившийся взять его в команду. Освобожденные подчистую из сибирской ссылки Алексей Васильевич Огонь-Догановский и «граф» Давыдовский проживали в городке Поречье, имении Огонь-Догановского, и маялись от безделья.
Что случилось? А случилось то, что Долгоруков влюбился по-настоящему. Такое, знаете ли, иногда случается с молодыми еще мужчинами, не обремененными (да и обремененными тоже) семьей и имеющими «свободную» профессию.
Она вышла из экипажа, когда Всеволод Аркадьевич подходил к зданию, построенному в стиле «псевдобарокко» на Вознесенской улице с вывеской:
Женщина была прехорошенькой, в короткой песцовой шубке и легкомысленной для зимы шляпке с одиноким страусиным пером, торчащим, как парадный султан на кивере гвардейца-гренадера. Она вышла из экипажа, стала подниматься в магазин по заледенелым ступеням и оступилась. Шедший буквально в трех шагах от нее Всеволод Аркадьевич, любующийся ее фигурой, видел, как дама вскрикнула и рухнула на крыльцо, больно ударившись коленом о его гранитные плиты. Сева ринулся к упавшей женщине, чтобы оказать помощь, на него глянули большие бездонные черные глаза, которые из-за наполняющих их слез казались просто огромными.
Так началось это знакомство.
Сева отвез даму домой – она жила на Грузинской улице в доме Петонди – и все. Влюбился! Ее звали Ксенией Михайловной Морозовой, не боярыней, как, представляясь, добавила она.
– Не князь, – называя себя, сказал в ответ Долгоруков.
И они рассмеялись.
Она была хороша.
Ксения Михайловна была напрочь лишена кокетства, не жеманилась, не строила из себя Снежную Королеву, и вела себя естественно и непринужденно. Это страшно подкупало. И притягивало. Да так, что буквально на следующий день Всеволод Аркадьевич снова был у нее – якобы проведать больную и помочь в чем-либо. Она тоже была рада его видеть.
Ксения Михайловна – само очарование. Женщина-мечта. Женщина-сновидение. И вообще, идеальная женщина. Так думал тогда Сева Долгоруков.
Они поговорили. Потом пили чай и говорили снова. Ее что-то сильно беспокоило. Если не ушибленная нога, тогда что же?
– Вы должны поделиться со мной вашим беспокойством, – настоял Долгоруков, и Ксения Михайловна, почувствовав к Севе дружеское расположение, рассказала ему о себе…
Полгода назад она полюбила женатого человека.
– Он военный человек, занимал и занимает достаточно высокое положение в обществе, давно женат и имеет трех дочерей-погодок. Мы познакомились с ним в Петербурге, где я в то время жила, а он служил в резервном пехотном полку какой-то там пехотной бригады. Влюбилась я в него с первого взгляда, как молоденькая институтка…
Как ей показалось, и он полюбил ее. А дальше… Дальше она поверила его нежным и страстным признаниям и поддалась его уговорам. И они стали встречаться, как встречаются мужчины и женщины. Он обещал ей подать прошение в Священный Синод о разводе с женой. Она поверила ему и… забеременела. Но когда она рассказала про это, он испугался! Стал умолять прервать беременность, в конечном итоге нашел какую-то бабку-повитуху и заставил сделать аборт практически насильно. Он оказался скверным человеком, этот Скалон…
– Скалон? – удивился Долгоруков. Он знал этого человека и считал его весьма достойным. – Генерал-майор Скалон, Александр Антонович, начальник штаба Второй пехотной дивизии, расквартированной в Казани? Это про него идет речь?
– Да, – повесила голову Ксения Михайловна. Она сделала вид, что фамилия обидчика вырвалась у нее случайно, в порыве доверчивости к Севе. Да, актриса она была замечательная…
А потом, как бы нехотя, она поведала, что этот Скалон преследует ее. И просто требует, чтобы она продолжала с ним «встречаться».