— Или я устал, Фред, или ты слишком туманно выражаешься. Ну, взорвется эта бомба, ну, повредит она здания в районе Смольного, ну, останутся руины на месте типографии «Правды»… ну, еще что-нибудь выведет из строя этот гигантский взрыв… Все это я понимаю. Не понимаю главного: где та изюминка, которую ты обещал мне извлечь из этой огромной черствой булки? — Стивенсон встал и откинул тяжелую штору.
Фред снова налил рюмку и снова выпил один. В его черных глазах влажными отблесками отражались огни хрустальной люстры. Щеки зарозовели. Выражение беспечного благодушия на лице сменилось сосредоточенной суровостью, отчего тридцатилетний Фред в эти минуты выглядел старше своих лет. Он встал и, скрестив на груди сильные руки, бесшумно зашагал по просторной гостиной вдоль длинного стола.
— Представь себе, Джозеф, что мы находимся на школьном уроке. Ты ученик, а я — твой учитель.
— Ставь задачу, — входя в игру, хмуро отозвался Стивенсон. Он всегда ценил в Эверсе мужество и ум, отмеченный необоримой логикой.
— Дано: почти под стенами типографии коммунистической газеты «Правда» накануне ноябрьских праздников или даже в день этого самого революционного праздника у русских взрывается фугасная авиабомба огромной разрушительной силы.
Фред замолк и, что-то сосредоточенно обдумывая, начал вышагивать вдоль длинного стола.
— Что требуется доказать, учитель? — тихо спросил Стивенсон.
— Требуется доказать… требуется доказать, — с каким-то особым ударением дважды повторил Фред и остановился посреди комнаты. — За это предложение я потребую настоящую плату.
— Я спрашиваю: что требуется доказать, учитель?! — с нотками начальственной строгости проговорил Стивенсон и выпил коньяк.
— А теперь слушай, что требуется доказать. — Заложив руки за спину, Эверс стоял перед Стивенсоном и смотрел на него в упор. Взгляд его был жесткий, дерзкий. — А доказать требуется то, что в ноябрьские праздники взорвалась не немецкая авиабомба, сброшенная с самолета много лет назад, а бомба, подложенная под стены типографии «Правды» и под коммуникации, ведущие к Смольному, кем-то из русских… Ну что? Что ты молчишь?
На лице Стивенсона застыла скорбная гримаса.
— Своей выдумкой, Фред, ты переплюнул самого барона Мюнхгаузена.
— Что? — как ужаленный почти вскрикнул Фред.
— Все это — детский лепет. Бомба обнаружена. Она уже сфотографирована. По ее обезвреживанию ведутся работы.
Фред медленно опустился в мягкое кресло и продолжал таинственно, почти шепотом:
— Милый Джо, ты только представь себе, как сразу же, через полчаса после этого гигантского взрыва, «Голос Америки» поведает об этом всему миру… Этой лжеинформацией, которую подхватит ряд государств, мы внесем большую сумятицу в умы всех тех людей мира, которые обращают с надеждой свои взоры к Москве и к политике Московского Кремля. Вот что требуется доказать, мой терпеливый ученик. Задача ясна? — Фред протянул руку к бутылке, но ее твердо отстранил Стивенсон:
— До тех пор пока эта сверхсекретная информация не уйдет куда следует, мы не выпьем ни рюмки! — Стивенсон поставил коньяк в бар и закрыл его на ключ.
Тон, которым были произнесены последние слова Стивенсона, убедил Фреда. Он был доволен впечатлением, произведенным на Стивенсона его планами, ради которых он ранее обусловленного срока вернулся из Ленинграда.
— Задача разрешима? — спросил Фред.
— Задача нелегкая, но… попробуем. И при одном условии: если за ее успешное решение ученик и учитель будут вознаграждены по-королевски. Клевета — опасное оружие. — Стивенсон поднял свой тяжелый взгляд на Эверса: — Скажи мне, Фред, только одно: бомба обязательно взорвется там, где она обнаружена?
— Если она не взорвется там, ты можешь столкнуть меня с седьмого этажа, прямо из окна твоего номера.
Стивенсон подошел к Эверсу, положил на его плечи свою тяжелую руку и крепко, как старший брат младшего, обнял:
— Я давно говорил тебе, Фред: ты далеко пойдешь.
— Спасибо, мой друг. Только в качестве аванса за королевские гонорары я прошу совсем немногое — еще одну рюмку.
Стивенсон решительно покачал головой:
— Послушаемся на сей раз мудрых римлян: Odum post negotium[1]. А русские на этот счет говорят еще точнее: кончил дело — гуляй смело.
Огромные часы, стоявшие на полу в простенке между окнами, печально пробили восемь раз.
Ноябрьская предпраздничная Москва жила своей жизнью. Начинался напряженный трудовой день большого города.
Глава четвертая
Радиограмма была расшифрована глубокой ночью. Капитан Скатерщиков отпечатал ее на машинке и, передавая начальнику отдела, высказал свое мнение:
— Думаю, что об этом следует срочно поставить в известность штаб гражданской обороны. Если они смогут принять все необходимые меры предосторожности, чтобы взрыва не произошло, — это будет огромный просчет иностранной разведки.
Начальник отдела внимательно прочитал текст расшифрованной радиограммы, которая была перехвачена три часа назад.