Машин на улицах было немного, так что призыв к первой молитве не заглушили ни рев двигателей, ни полицейские сирены. Заметив возвышающийся над каминными трубами минарет, Ворон взял курс на него. В каком-то смысле мечеть была его ориентиром. В ней молились люди, направившие затем самолеты на Башни-Близнецы и Пентагон. Думая о них, он устыдился собственной слабости и нерешительности, но тут же отогнал эту мысль. Мир не остановился, и началась новая война. Многие погибли, многие оказались за решеткой и в камерах пыток. Держа в голове схему маршрута, Ворон свернул к нужному дому, подошел к двери и нажал третью из семи кнопку сверху.
За дверью откашлялись и попросили назвать себя.
Он произнес нужное слово в спрятанный под решетку микрофон.
Щелкнул замок. Дверь открылась.
Ворон поднялся на площадку третьего этажа, подождал, пока откроется еще одна дверь, и вошел в квартиру.
Пожилой мужчина нерешительно спросил, как прошло путешествие.
Он ответил, что все прошло хорошо, и в знак благодарности за внимание склонил голову.
Его уведомили о достигнутой договоренности: переводе облигации стоимостью в один миллион американских долларов в один из банков Лейпцига, которая после введения кодового числа будет переведена на счета, открытые на имя двух русских, Олега Яшкина и Игоря Моленкова. Еще одна сумма, размером уже в десять миллионов долларов, поступила на счет для выплаты некоему Ройвену Вайсбергу, также гражданину России.
Платежи эти могли быть осуществлены для заключения сделки по купле-продаже некоего устройства, удостоверить возможности которого надлежало специалисту.
Ворон добавил, что необходимую проверку проведет квалифицированный эксперт.
Мужчины обменялись рукопожатием, обнялись, расцеловались, и Ворон снова оказался на улице, все еще окутанной туманом, поднимающимся от озера Бинненальштер, канала Оберхафен и реки Эльбы.
Усталость после бессонной ночи давала о себе знать. Тяжело, едва волоча ноги, Сак брел в сторону от Хауптбанхоффа. Во внутреннем кармане лежал британский паспорт — его пришлось предъявить перед посадкой на поезд Брюссель — Кельн, выписанный на имя Стивена Артура Кинга. Другим паспортом, согласно которому он являлся гражданином Пакистана Сиддиком Ахмедом Хаттабом, Сак воспользовался на вокзале Сент-Панкрас, откуда выехал накануне вечером. На площади, укрытые от дождика полосатыми навесами, уже стояли киоски, торговавшие цветами, фруктами и овощами.
Он, конечно, мог бы улететь из Бирмингема прямиком в Гамбург, но те, кто планировал маршрут, такой вариант запретили. Из Лондона Сак выехал последним, ночным, поездом и потом долго, трясясь от страха, сидел на вокзале в Брюсселе. Огромный зал погрузился в полумрак, и только кое-где оставались островки света, на одном из которых и сосредоточились немногочисленные пассажиры. Сак не совсем понимал, почему ему не разрешили лететь. Освещенный участок представлялся неким оазисом безопасности. В полутемном вагоне с жесткими сиденьями компанию ему составили несколько студентов и парочка старичков.
На рассвете, когда оконные стекла перечеркнули косые ленты дождя, поезд доставил его в Гамбург.
Путь от поезда до выхода в город — по вокзальной платформе, потом по ступенькам на длинный, нависший над рельсами мост, — к серому утру, торговым палаткам и стоянке такси стал худшим этапом всего путешествия. Страх не покидал его ни на минуту, оживая каждый раз при воспоминании о визите на виллу в пригороде Кветты. Ту самую виллу, в саду которой он так неосторожно, так глупо, по-мальчишески, распинался о своей роли в структуре ядерного центра, находящегося в Олдермастоне. Его слушали внимательно и уважительно. Выходя наконец к свету, к широкой площади и уличному шуму, Сак понял, что его свободой распоряжаются теперь другие, те, с кем он познакомился в Кветте, те, что назвали его имя, те, что встали на его пути из школы домой, та молодая женщина — не в традиционной арабской одежде, а в облегающих джинсах, маечке и куртке «пуффа», с помадой на губах и крашеными волосами, — что вручила ему билеты, те, кого он еще не встречал. Их было много, тех, кто знал его имя и принял решение отправить его в это путешествие.
Страх не отпускал, пока Сак не вышел на площадь, и никто не напал на него сзади, никто не приставил к затылку холодное дуло пистолета, никто не надел на него наручники. Только тогда он попытался унять дрожь и успокоиться.
Следуя инструкции, Сак сел в автобус, идущий в западную часть города. Адрес агентства по прокату автомобилей хранился у него в голове. Не избавившись полностью, но уняв дрожь и волнение, он почувствовал, как постепенно возвращается привычное самомнение и давняя озлобленность, как уходят сомнения и крепнет вера в благополучный исход. Невозможно представить, чтобы столь тщательно разработанная, до мелочей продуманная операция потерпела провал, чтобы кто-то смог помешать ее осуществлению.
Михаил съехал с шоссе, развернулся на круге и резко затормозил. Мимо, отчаянно гудя, промчался грузовик. Михаил как ни в чем не бывало снова вывернул на шоссе.