Как почти в любом городишке сельского типа повсюду в мире, в Амадийе имелась лишь одна центральная улица, неровно вымощенная булыжником и сохранившаяся еще со времен, когда Ближним Востоком правила Римская империя. Едва ступив на мостовую, Бучер почувствовал на себе сотни пар глаз, что уже само по себе свидетельствовало о том, что его прибытие сюда на вертолете было чем-то из ряда вон выходящим, если учесть к тому же его светлую кожу и костюм европейского покроя.
Пройдя еще метров пятьдесят к центру городка, он вдруг подсознательно ощутил назревающую опасность. Необузданная дикая радость захлестнула его, а все его крупное костистое тело напряглось, как струна. Несколько недель Ибн-Вахид водил его вокруг пальца, и вот теперь время сведения счетов стремительно приближалось. А опасность, надвигающаяся сейчас, будет отличным поводом хоть частично излить рвущуюся из него наружу бешеную ярость.
– Во-от как, – раздался у него за спиной голос. – Сам великий Бучер-Беспощадный пожаловал к нам в Амадийю, несомненно, для того, чтобы научить этих гадких гаш-шашинов хорошим манерам.
Остановившись, Бучер обернулся. Свирепое возбуждение от предстоящей схватки, словно сказочный чудодейственный эликсир, пробежало по его жилам. Человек, подошедший к нему сзади, был одного с ним роста, но гораздо более крупного телосложения. Одет он был в шаровары, красную феску и непременный халат с тремя зелеными звездочками на груди слева – знак Ордена Гаш-шашинов.
– Где мне тут найти Ибн-Вахида? – требовательно спросил Бучер, прекрасно зная, что в данных обстоятельствах этот вопрос звучит смешно и что никогда ответа он не получит. Но думай он иначе, он просто не стал бы спрашивать. Каждый мускул его тела изнемогал от нетерпения и отчаянно рвался в бой, жестокий бой. В ответ араб укоризненно покачал головой и...
Бац!
...резко мотнулся в сторону и назад от сокрушительного удара кулаком в челюсть. Тяжело рухнув задницей на выщербленную булыжную мостовую, он так и остался сидеть, крутя головой, словно оглушенный бык.
– Когда я задаю вопрос, сукин сын, – прорычал Бучер, восстанавливая свое душевное равновесие, – нужно отвечать.
Он примерился и со всего маху ударил араба жестким квадратным носком ботинка точно в висок. Словно мощной тугой пружиной, того швырнуло в сторону. К удивлению Бучера, тихий рокот одобрительного бормотания донесся до его слуха от десятков столпившихся зевак.
Мальчуган лет десяти подбежал к нему, улыбаясь во весь рот.
– Не нужен ли чужеземному эффенди-паше проводник по Амадийе? – живо спросил он.
Бучер улыбнулся в ответ. Было очевидно, что население Амадийи отнюдь не питает нежных чувств к гаш-шашинам.
– Спасибо. Может быть, потом.
Здравый смысл, помноженный на многолетний опыт, подсказывал Бучеру, что схватка далека от завершения. И это оказалось действительно так, потому что краем глаза Бучер уловил какое-то движение в одной из многочисленных лавчонок, двери в которые были пробиты прямо в глиняных стенах домов. Все это он видел боковым зрением, поэтому ему показалось, будто сдвинулась вся стена целиком, и, только обернувшись, Бучер понял, в чем дело. Стена осталась стоять на месте, а с места сдвинулся человекообразный великан. Переваливаясь с боку на бок, он подошел к двери, повернулся и, с трудом протиснувшись в проем, встал перед Бучером метрах в пяти.
Гробовая тишина воцарилась над улочкой. Зеваки, высовывающиеся из окон, сидящие на крышах, и покупатели в лавочках рядом и напротив – все замерли, затаив дыхание.
Они пожирали глазами эту громадину едва ли не двух с половиной метров роста, а в плечах – не менее метра.
И вновь яростное возбуждение, словно эликсир, заструилось по жилам Бучера. Намеренно или нет, но Ибн-Вахид оказывал ему неоценимую услугу, выставляя против него этого гиганта невероятных размеров, потому что как раз такой противник был сейчас достоин его. Хищное выражение убийцы исказило лицо Бучера, и он сунул руки в карманы пиджака, ища то, что было нужно, среди россыпи мелких зажигательных бомб. Когда он вынул руки, на каждой было по кастету. Бучер передернул плечами, чтобы сбросить напряжение и расслабить мышцы, и тут великая заговорил утробным рыком, звучащим, словно раскаты грома.
– Я Ахбад-аль-Малик, – проревел он и усмехнулся во весь рот, что заставило Бучера с удивлением вглядеться в него: изо рта у этого громилы торчали клыки длиной в дюйм! – Я Ахбад-аль-Малик, и ты обидел моего друга Абдина Рабха. – С этими словами он махнул своей ручищей в сторону человека, которого только что отделал Бучер. – А потому сейчас я вытяну из тебя кишки и ими же задушу тебя.
Бучер усмехнулся, с каждой минутой чувствуя себя все лучше – да, денек, видно, будет что надо, – и бросил в лицо Ахбад-аль-Малику оскорбительное арабское ругательство, которое нельзя ни простить, ни взять обратно.
– Аин аллах динак! – размеренно проговорил он, чтобы слышали все обступившие их зеваки. – Ва аин аллах дин абук! – что в переводе означает "Да отвернет аллах лик свой от тебя и от дома отца твоего".