Бомба мгновенного действия

Он еще раз напряг свою память в почти отчаянном усилии вспомнить, где эта женщина уже встречалась ему в его бурном прошлом, но – все безрезультатно. Задача была безнадежной с самого начала, и Бучер пришел к заключению, что самым мудрым решением будет прямо в лоб, без обиняков спросить эту красотку, кто же она такая, черт подери. Оказалось, однако, что никакой необходимости в этом нет. Молодая женщина назвала себя прежде, чем Бучер успел задать свой вопрос.

Пока она преодолевала последние разделяющие их метры, он стоял, не шелохнувшись, и даже не знал толком, сумеет ли вообще пошевелиться, если захочет, потому что женщина, приближающаяся к нему в такт с ударами его сердца, не шла. Она плыла. По крайней мере, в восприятии Бучера – именно плыла. Рыжевато-золотистые волосы, роскошными волнами ниспадающие на узкие плечи, и все ее женские прелести, расположенные именно там, где им и надлежит быть, а также черты лица, назвать которые можно было очаровательными и возбуждающе-влекущими, – все это придавало ей сходство с несбыточной мечтой. Прелестной и манящей.

Подойдя прямо к нему, она стояла, пристально глядя в его суровые глаза.

– Закрой рот и не таращи глаза, – резко скомандовала она, любуясь произведенным эффектом. – Или ты всегда пялишься на женщин так, словно только что прибыл с необитаемого острова?

Бучер сел, как подрубленный.

– Нет, черт бы меня побрал! – только и сумел он вымолвить пораженно. – Как же, черт возьми, ты это сделала? Зачем?

– Зачем? – удивленно переспросила его Анна Хелм. – Мне нужно было это место кассирши в "Алмазной Тиаре", а подруга официантка, которая рассказала мне о нем, предупредила, что Жирный Витторио – это грязный извращенец, у которого на подхвате тысяча всяких подручных и все – чрезмерно любопытны. Вот зачем. Эта маскировка была вынужденной защитной мерой, вот и все.

Она дерзко показала Бучеру кончик языка и села рядом.

– Ну, а как я все сделала, – продолжала она. – Для этого, конечно, кое-что потребовалось, поэтому я прихватила вот это, чтобы легче было объяснять. – Она полезла в сумку, доставая оттуда бумажный пакет, из которого вынула черноволосый парик. Бучер сразу определил, что именно эти волосы, черные и прямые были у нее на голове, когда он впервые увидел ее за кассой. – Вот, носила, чтобы скрыть свои настоящие волосы, – сказала она, ткнув пальцем в парик. – Тут еще брови и ресницы, которые я наклеивала, чтобы изменить глаза. Поразительно, как глаза преображают все лицо человека. Ну и конечно, в "Тиаре" я пользовалась тональным кремом, чтобы цвет лица был на несколько оттенков темнее, чем на самом деле. – Она опять полезла в бумажный пакет. – А это, фу! Это штуковина, которую я натягивала, чтобы казаться плоскогрудой и... Скажи-ка, Бучер, до этого момента я ведь казалась тебе страхилезой? В том виде, в каком ты впервые увидел меня в "Алмазной Тиаре"?

– Возможно. Хотя особого внимания я не обратил, – ответил Бучер, ухмыляясь во весь рот так, что от напряжения у него заныли мышцы лица.

– Что ж, именно так я и хотела выглядеть. Страхилезой. И мне это, должно быть, удалось, если сам хозяин "Тиары", сволочь жирная, ни разу не полез меня лапать, поверишь, нет? Но Боже мой! Я никогда не ношу ни поясов, ни граций, ни лифчиков и... во всяком случае сейчас я похожа на страхилезу? Хочу сказать, когда ты увидел, как я шла к тебе минуту назад, показалась я тебе страшилищем?

Все еще ухмыляясь, Бучер отрицательно покачал головой.

– Ну скажи же мне хоть что-нибудь. Чего расселся и ухмыляешься, как дурак? Все у меня колышется там, где и должно у женщины?

Бучер не выдержал и расхохотался.

– Все правильно, – выговорил он наконец. – Там, где положено, у тебя колышется будь здоров.

Лицо Анны осветилось довольной, радостной улыбкой.

– А знаешь, некоторые из вас, проклятых янки, и в самом деле ничего.

Бучер было машинально кивнул, но вдруг с любопытством посмотрел на нее.

– А как насчет остальных, которые не "ничего"?

– Ну, в вашей стране слишком много баранов, как и везде.

– Баранов?

– Именно. Понимаешь, тех, из которых состоит обыкновенное стадо. – В ее голосе послышалось с трудом сдерживаемое раздражение. – В большинстве своем люди бараны. При любом общественном строе есть лишь две разновидности людей – лидеры и бараны, причем девяносто девять и девять десятых – бараны, над которыми стоят и управляют ими лидеры. Вот одна из причин, почему я так глубоко уважаю вашего президента.

– Не надо мне о политике, – рявкнул Бучер, поскольку странное ощущение счастья, только что испытанное им, совершенно необъяснимо трансформировалось в какую-то кислятину.

– В мире все пронизано политикой, – заявила Анна. – Все до мельчайше...

Сам не зная почему, Бучер резко встал и отрезал:

– О политике со мной не говори. Когда слышу, у меня в жилах кровь от бешенства закипает. – И добавил: – Пойдем. Объявили посадку на наш рейс.