Бомба в Эшворд-холле

А теперь он вскоре вернется верхом на лошади в такую же большую усадьбу, Эшворд-холл, и ляжет спать рядом с Шарлоттой в одной из спален, предназначенных для почетных гостей, в большую деревянную, с балдахином на четырех столбиках кровать с ее вышитым тонким постельным бельем, с горящим камином… Ему не придется окатывать себя ледяной водой из шланга – вместо этого он позвонит, и слуга принесет несколько кувшинов с кипятком, которого хватит и на ванну, если у него появится желание ее принять. А утром он оденется в отдельной гардеробной и спустится к обильному завтраку, где сможет съесть столько, сколько захочет, выбирая из полудюжины блюд. При этом он станет пользоваться серебряными ножами и вилками, и к его услугам будет настоящая льняная салфетка. За стол рядом с ним усядутся люди, для которых это знакомый, обычный образ жизни. Никакого другого они никогда не знали.

После завтрака ему не надо будет, как когда-то, идти в школьный класс, чтобы учиться вместе с Мэтью Десмондом, что милостиво разрешил отец последнего, а потом – исполнять многочисленные мелкие поручения под надзором кого-то из старших слуг. Теперь у него другое ответственное поручение – разрешить загадку убийства члена Кабинета министров, человека, которому он должен был обеспечить безопасность… но не смог выполнить эту задачу.

Томас прислонился к стене конюшни. Его сапоги увязали в соломе, от которой так знакомо пахло, и он слушал, как в дальних стойлах удовлетворенно переминались с ноги на ногу всем довольные лошади.

Он уже познакомился с кучером и сказал ему о смерти Гревилла. Сначала суперинтендант колебался, не стоит ли утаить это от него, но потом решил иначе: ведь верный слуга, считая, что хозяин жив, вряд ли станет рассказывать постороннему человеку что-нибудь существенное.

– Пожалуйста, опишите мне тот случай, когда вас насильно заставили съехать с дороги, – попросил суперинтендант.

Кучер стал сбивчиво рассказывать, а его загорелые руки в это время неутомимо чистили упряжь, мыли ее, терли и полировали. Он ограничился пересказом только главного, точь-в-точь как это сделал сам Гревилл. Возница также запомнил, какие были глаза у человека, правившего другим экипажем.

– По-моему, сумасшедшие, – сказал он, покачивая головой, – вытаращенные.

– Светлые или темные? – уточнил Томас.

– Светлые, как проточная вода. Никогда еще не видел таких глаз, да и лица такого – тоже. И никогда больше не увижу, надо надеяться!

– И вы не видели прежде тех лошадей и не пытались узнать, чьи они?

– Нет, – кучер опустил взгляд на упряжь, – нет, особенно и не пытались. А если бы постарались тогда разузнать – то, может, мистер Гревилл сейчас живой был… Сумасшедшие они, эти ирландцы. Ну, может, и не все такие. Девушка Кэтлин была хорошая, мне нравилась. Очень я жалел, когда она уволилась.

– Кто такая?

Может быть, это было и неважно, однако полицейский посчитал, что должен разузнать все, что касалось Эйнсли и его окружения.

– Кэтлин О’Брайен. Она в горничных здесь служила. Немного похожа на нашу Долл, только черная как ночь, а глаза синие, ирландские.

– Она была из Ирландии?

– Да, точно! А голос такой мягкий, словно масло топленое, и пела просто чудесно.

– И как давно все это было?

– Да с полгода. – Лицо у возницы омрачилось, плечи напряглись.

– А почему она уволилась? – спросил суперинтендант.

Питт не мог не подумать, что у девушки, возможно, были родственники – например, братья – или даже, может быть, возлюбленный из неистовых ирландских националистов.

– Кэтлин ничего плохого не сделала, – сказал кучер, не отрывая глаз от работы, – а если вы думаете, что она в чем виновата, то ошибаетесь.

– Но почему же она ушла? – тихо повторил Томас. – Обиделась на что-нибудь? По какой причине?

– Мне об этом нечего рассуждать, мистер Питт.

– Вы и в Лондон возили мистера Гревилла, не только по окрестностям?

– Да, я много раз ездил в Лондон. Здесь не остается ни одного хорошего экипажа, когда хозяин и хозяйка оба в Лондоне. Конечно, Джон тоже может неплохо править. Еще немного бы ему подучиться…

– Так, значит, это вы возили мистера Гревилла в Лондон?

– Ну да, уже сказано, что я.

– Вы знаете, кто такая миссис Истервуд?

Ответа на этот вопрос не последовало, но слов и не требовалось. За них все сказало колебание слуги и то, как он вдруг согнулся над работой, а пальцы его замерли на кожаной упряжи, а потом снова задвигались, глубоко впиваясь в кожу, да так сильно, что на них побелели суставы.

– Что, таких, как миссис Истервуд, было немало? – тихо добавил суперинтендант.

И опять ответом ему было молчание.

– Я понимаю ваше чувство преданности хозяину, – сказал Питт, – и восхищаюсь им… независимо от того, кому вы преданы, мистеру Гревиллу или его вдове.

Кучер вздрогнул.

– Но он убит, его ударили по голове, и он утонул в ванне, – продолжал Томас. – И пробыл в ней всю ночь, пока Долл не нашла его там. Он был голым, и лицо ушло под воду…

Его собеседник вздернул голову. Глаза у него сощурились и стали сердитыми:

– Вам незачем мне все это рассказывать! Это приличным-то людям и знать не полагается…