Бомба в Эшворд-холле

– Нет, а что? Там есть что-нибудь интересное?

– Только последние сообщения о процессе Парнелла – О’Ши. Не думаю, что после такого скандала Парнелл долго продержится, какой бы вердикт ни вынес суд.

Лицо у Кезии ожесточилось. Шарлотта догадывалась, о чем она сейчас думает и какое это имеет отношение к Фергалу. Он безумец – так рисковать своей репутацией!

Мисс Мойнихэн стиснула кулаки и воззрилась на огонь.

– Когда я думаю, чем пренебрегает мой брат, я готова его возненавидеть, – сказала она с горечью. – Теперь я понимаю, почему мужчины награждают друг друга тумаками. Наверное, чувствуешь большое облегчение, когда ударишь изо всей силы того, кто тебя взбесил.

– Да, это верно, – подтвердила миссис Питт, – но, думаю, такого рода облегчение длится очень недолго, да и потом ведь надо за него расплачиваться…

– Ах, как вы рассудительны! – заметила ее собеседница, впрочем, без малейшего восхищения.

– Я, как говорится, слишком часто отрезала себе нос, досадуя на лицо, чтобы думать, будто я действительно рассудительна, – сдерживая себя, ответила Шарлотта.

– Мне трудно это себе представить.

Кезия взяла кочергу и, слегка отклонившись в сторону, стала яростно расшевеливать пламя.

– Это потому, что вы делаете поспешные выводы о других людях и вам очень трудно вообразить их действительные чувства, – ответила Шарлотта, с удовлетворением давая выход накопившемуся раздражению. – Мне кажется, что вы и сами страдаете от недостатка, который осуждаете в брате.

Ирландка словно застыла на месте, а затем очень медленно обернулась. Лицо у нее было красным, то ли от гнева, то ли от жара, идущего из камина.

– Это самая большая глупость, которую я от вас слышала за все время! – заявила она. – Мы с братом совершенно разные люди. Я всегда следовала заповедям веры и осталась преданна своим сторонникам ценой утраты единственного человека, которого любила, повинуясь приказанию Фергала. Но он все отбросил прочь, предал всех нас и совершил акт прелюбодеяния с замужней женщиной, к тому же паписткой-католичкой, нашим врагом!

– Я имела в виду вашу неспособность поставить себя на место другого человека и понять, что он чувствует, – объяснила Шарлотта. – Фергал ведь не понимал, как истинно и верно вы любили Кэйзала. Он все рассматривал только с точки зрения верности и преданности образу жизни ваших близких. И, не испытывая ни малейшего сочувствия к вам, он велел вам отказаться от возлюбленного.

– И я это сделала! Да простит меня Бог…

– Но, может быть, сам он до теперешнего момента никогда не любил – страстно, всем сердцем, безрассудно, как вы когда-то?

– Разве это извиняет его? – отрывисто спросила Кезия, и ее светлые глаза загорелись.

– Нет. Но он просто ничего не понимал и даже не умел вообразить, что такое любовь.

Мисс Мойнихэн усмехнулась:

– О чем это вы?

– Вы сами были так безумно влюблены; неужели вы не способны представить, каково его чувство к Айоне, даже если не можете с ним смириться?

Ирландка ничего не ответила и снова отвернулась. Теплый отблеск пламени лег ей на щеку.

– Если можете сказать честно, совершенно честно, – то скажите, вы рассердились бы на него так сильно, если бы не любили Кэйзала и вас не заставили бы от него отказаться? – опять заговорила миссис Питт. – Может, это не столько гнев в вас сейчас говорит, сколько боль?

– Ну и что, если так? – Кезия все еще держала в руке кочергу, словно это меч. – Разве я поступаю несправедливо?

– Справедливо. Но что вы получите в результате?

– Что вы имеете в виду?

– Что будет, если вы не простите Фергала? – пояснила Шарлотта. – Я совсем не хочу сказать, что эта связь в порядке вещей – разумеется, нет. Айона – замужняя женщина. Но она за это и расплатится. И не вам назначать цену. А отвергая Фергала, вы разрываете родственные связи.

– Не знаю… Я…

– Вы станете счастливее, разорвав их?

– Нет… конечно, нет. Вот уж действительно, вы задаете странные вопросы!

– Ваш разрыв с Фергалом сделает кого-нибудь счастливее, умнее, храбрее, добрее и так далее?

Кезия заколебалась:

– Ну… нет…

– Тогда зачем вы все это делаете?

– Потому что… он так… несправедливо поступил! – вскричала мисс Мойнихэн в сердцах, словно этот ответ должен был быть очевиден. – Он так снисходителен к себе! Он совершенный лицемер, а я ненавижу лицемерие!

– Никто его не любит. Хотя иногда оно забавно, – согласилась Шарлотта.

– Забавно?! – Ирландка удивленно подняла брови.

– Да. Неужели вы совсем лишены чувства юмора?

Кезия уставилась на собеседницу. Какое-то время она молчала, но потом, наконец, ее зеленоватые глаза блеснули и кулаки разжались.

– Нет, вы самая странная женщина из всех, кого я когда-то встречала.

Миссис Питт слегка поежилась.

– Наверное, я должна быть этим весьма довольна.

Мисс Мойнихэн улыбнулась:

– Ну, это не слишком любезный комплемент, должна признаться, но, по крайней мере, нисколько не лицемерный!

Шарлотта взглянула на газету, лежащую на столе.

– Если мистер Парнелл утратит свое положение вождя, как вы думаете, кто его заменит?