Я ОТКРЫЛ глаза. Напротив меня сидела девушка, уже не кутающаяся в лисью шкуру, а глядевшая на меня с тревожным ожиданием.
— Вы в порядке? — спросила она голосом, напоминающим воркование голубей.
Или весенний ветерок среди нарциссов. Или журчание счастливых вод. Или, может, просто голос. Вероятно, я просто еще не отошел от шока.
— Вовсе нет, — ответил я, словно управлял голосом при помощи дистанционного управления. — Больше всего мне сейчас хочется залезть на люстру и петь йодль[2]. Только годы тренировок останавливают меня, да еще застарелый ревматизм. Сколько времени я был?
— Вы имеете в виду... — нахмурилась она.
— Правильно, детка. В отключке. Замороженный. Под дозой. Ну, вы понимаете — без сознания.
— Вы просто лежали здесь. Выглядели немного странным, поэтому я...
— Так они заполучили его, да?
— Его? Вы имеете в виду, вашего брата? Он просто уехал.
— На чем уехал? Скорее уж, ушел. Мой бедный приятель был пьян. С чего вы решили, что он мой брат?
— Я... просто подумала...
— Не уверен, стоит ли спрашивать, куда его увезли или зачем?
— Я не понимаю, о чем вы.
— Вот в этом месте, предполагается, я должен обработать вас своей дубинкой и выведать все ваши тайны. Но говоря откровенно, милая, мне сейчас не до них.
Я встал. Это не пошло мне на пользу, и я тут же сел.
— Вам не стоит подниматься.
— А вам что до этого, куколка?
— Да нет, ничего. Просто... — Она не закончила.
— Возможно, в другой раз.
Я снова встал. На этот раз вышло получше, но голова все еще казалась мне мешком, набитым гравием.
— Пожалуйста, подождите! — сказала она, положив свою руку мне на запястье.
— В другое время я задержался бы, — сказал я. — Но долг зовет. По крайней мере, что-то зовет.
— Вы больны, вам плохо...
— Прости, детка, но я к этому привык. Простите, что не могу дать вам чаевых, но я оставил бумажник в другом костюме. Между прочим, вы когда-нибудь слышали о «Ластриан конкорде»?
Она не ответила, только покачала головой. Когда я обернулся у двери, Она все еще не сводила с меня своих прекрасных, огромных глаз. Я позволил двери закрыться между нами и вышел на улицу. Падал снежок. В тонком слое слякоти на тротуаре четко выделялись следы сенатора, и я последовал по ним, слегка пошатываясь, но все быстрее обретая форму.
Следы вывели меня туда, где мы с сенатором совершали свой дерзкий побег от убийц — или от кого мы там сбежали, если вообще сбежали? Заканчивались следы на том месте, где мы высадились с грузовика. Лавка портного была по-прежнему закрыта. Но мне показалось, что манекен, второй слева, следит за мной.
— Будь моим гостем, приятель, — сказал я ему. — Мы с тобой одной крови.
Он не ответил, что меня вполне устраивало.
Я чувствовал себя слабым, как новорожденный бельчонок, и, примерно, столь же умным. Запястья и лодыжки болели. Мне хотелось лечь на что-нибудь мяконькое и ждать, пока со мной не произойдет что-нибудь хорошее. Но вместо этого ждать мне пришлось, спрятавшись в темном дверном проеме. Я не знал, чего жду. Я думал о девушке. О ней было приятно думать. Я думал о том, была ли она галлюцинацией, порожденной той гадостью, которой меня накачали? Мне захотелось вернуться и проверить, но именно в этот момент из переулка вышел и стал переходить улицу какой-то человек. Был он в темном плаще и шляпе, но я узнал его лицо. Это был тот потрепанный рыжий, что заявился ко мне в отель и пригласил на встречу с Советом.