Бомбардир

Омельченко выловил размокший пакетик из чашки с клубной эмблемой, отжал и точным броском отправил в корзину для бумаг, стоявшую в дальнем углу. Я не решился последовать его примеру, поскольку не был уверен в собственной меткости.

– Так я вас слушаю.

Я глотнул чаю. По цвету он напоминал битум. Да и по вкусу тоже. Поэтому я бухнул туда три ложки сахару, хотя и это не помогло.

– Я собираю информацию о вашем самом известном воспитаннике, Сергее Гайдуке. Планирую книгу о нем. Парень вот-вот начнет играть в составе одного из европейских грандов – а это не шутки.

Омельченко вдруг напрягся. Его несколько преувеличенная любезность куда-то пропала, в голосе послышалось раздражение:

– Извините, но Гайдук – не наш воспитанник. И никогда им не был. Нам совершенно незачем приписывать себе чужие достижения.

Я изумленно уставился на него:

– То есть как?! Но ведь во всех справочниках: воспитанник днепропетровского футбола…

– Н-ну-у… – мой визави развел руками, – это можно по-разному понимать. Регион у нас большой. Одно точно – он никогда не занимался в нашей академии.

Мне стало не по себе. Вот так облом! Тем более непростительный для футбольного обозревателя, знатока по определению.

– Хм, странно… Все-таки лучший игрок последних лет… Между прочим, в «Википедии» однозначно указано, что футболом он начал заниматься в Днепропетровске. В графе «Молодежные клубы» черным по белому – команда вашей академии.

– Алексей Петрович, – вздохнул Омельченко, – не мне вам рассказывать, как пишутся статьи в «Википедии». Любой желающий может отредактировать текст или внести дополнительную информацию. И ошибок там – бездна. Что касается Гайдука, то он и в самом деле парень одаренный. По-настоящему. Но что касается его спортивной биографии – тут я вам не помощник. При всем желании.

– То есть, вы действительно не знаете, где и как он начинал? – ошеломленно переспросил я.

– Когда он делал первые шаги в футболе, я еще не закончил карьеру. Играл в первой российской лиге. Все это, так сказать, прошло мимо меня… – Он машинально провел ладонью по волосам и поморщился. – Если хотите, могу рассказать вам о наших парнях, среди них немало перспективных…

– Прошу извинить, что отнял у вас столько времени, – прервал я его, поднимаясь из-за стола. – Возможно, в другой раз. А сейчас мне пора.

– Ваш чай!

– Нет, благодарю. И желаю всяческих удач…

Вежливый Омельченко мне не понравился. Хотя причем тут он? Злился я, в первую очередь, на себя. Притащиться за столько сотен километров в полной уверенности, что цель выбрана верно, и уткнуться лбом в стену!

Смысла оставаться в Днепропетровске не было абсолютно. Но и возвращаться в Киев – значит признать поражение. Эйфория, спешка, а в результате – вояж в никуда.

В уличном киоске мне нацедили жидковатого кофе, и пока я его прихлебывал, пытаясь избавиться от привкуса «академического» пойла, голова моя гудела, как потревоженный пчелиный улей. Так сказать, мозговой штурм. Я тупо смотрел в одну точку, не замечая ничего вокруг, до тех пор, пока в сознании не всплыло одно-единственное слово: Марганец!

Я скомкал опустевший стаканчик и торопливо зашагал в сторону гостиницы. Там я собрал свой нехитрый скарб и в таком же темпе понесся на автовокзал.

Мне повезло – маршрутки в Марганец отправлялись каждые полчаса, и до ближайшей оставалось всего несколько минут.

Я ехал туда, где родился и вырос Сережа Гайдук.

Сто двадцать километров, два часа езды. На этот раз я не позволил себе расслабиться – всю дорогу пережевывал пресную информационную жвачку, содержавшуюся в распечатках. Ничего другого там не нашлось. К тому же покрытие на дорогах Днепропетровщины больше всего походило на поверхность стиральной доски – если кто еще помнит это устройство, вышедшее из употребления, а амортизаторы у «Богдана» сами знаете какие.

В Марганце, выгрузившись на площадке перед автостанцией, я первым делом огляделся. Что тут скажешь? Типичный промышленный городок юго-востока – из тех, в которых с развалом СССР и началом тогдашней депрессии всякая эволюция замерла. Несмотря на то что стоит он на крупнейшем в мире месторождении марганцевой руды, то есть на несметных сокровищах, ничего общего с Катаром и Эмиратами. Ни одного нового здания, никаких стройплощадок. Городок просто переваривал сам себя, а все его сорок с лишним тысяч населения ютились в закопченных «хрущобах», стоявших вперемешку с двухэтажками, построенными еще немецкими военнопленными. Дальше – частный сектор, и тот не в лучшем состоянии.

Автостанция и ее окрестности выглядели вылинявшими, обшарпанными и грязными. Первые этажи блочной застройки превращены в кафешки, магазинчики, отделения банков, парикмахерские салоны. Необычное множество нотариальных контор и бюро ритуальных услуг, многие из них – в тесном соседстве. Кричащих цветов вывески из дешевого пластика, какая-то дилетантская реклама.