Откровенно говоря, сейчас я предпочел бы работать в контакте с ГРУ, а не СВР. До сих пор неизвестно, кто и на каком уровне допустил утечку сведений о подготовке Пасхального путча, но скорей всего, в Ясеневе завелся высокопоставленный «крот». Ну да ладно, авось Бог не выдаст, свинья не съест.
Юрий откланивается и ныряет в переход, ведущий на улицу Дзирнаву.
– Откуда ты с ним знаком? – спрашивает Чернышев.
– В одном купе ехали, вот и познакомились. Неглупый парень. Из твоих?
– Из нештатных.
– Он рассказывал, у него с квартирой серьезные проблемы, – говорю я.
– А, у кого нынче проблем нет, – машет рукой Чернышев.
С нештатниками никто в конторе нянчиться не желает. Поставляешь информацию, что ж, молодец, а если угораздил в переплет, не жалуйся, никто соломку не подстелет. Откровенно говоря, и к штатным сотрудникам отношение немногим лучше.
Мы выходим на Привокзальную площадь, идем наискосок в сторону прямоугольной башни с электронными часами, где Чернышев припарковал свой серый «Вольво».
Обнаруживается, что средь Привокзальной площади, слева от стоянки такси, выстроили совершенно идиотский закусочный шалман, украшенный фирменными знаками компании «Пепси-кола» и пивзавода «Алдарис». Кричащее пластиково-стеклянное сооружение с красной крышей выглядит кляксой агрессивного кича на фоне благообразной, типично рижской архитектуры.
Вдалеке, в хмуром небе, над крышами белой искоркой вспыхивает чайка. Шагая следом за Чернышевым, слежу, как птица описывает плавный вираж, огибая перевернутую барокальную рюмочку колокольни Домского собора. А над зданием Оперы высится строительный кран с флагом AEG. Он торчал там еще во времена моей предыдущей поездки в Латвию.
– До сих пор не могут закончить ремонт? – удивляюсь я, указывая на кран рукой.
– Как видишь, – Чернышев открывает багажник, чтобы я положил туда чемодан, затем захлопывает крышку и отпирает дверцу машины. – Когда бюджетных денег не хватает, само собой, работа идет советскими темпами…
Он садится в машину и распахивает для меня правую дверцу.
– Пристегнись, – ворчит он, – а то полицейские СПИДом болеть не будут.
– Что-что? – удивляюсь я, защелкивая ремень в гнезде.
Он невозмутимо повторяет шутку и добавляет:
– Это у нас народная примета такая.
Мощный «Вольво» трогается с места и, улучив момент, вливается в густой шестирядный поток автомобилей. Насколько могу судить свежим глазом, среди них стало еще больше новеньких иномарок, хотя покамест хватает и «Жигулей», и престарелых развалюх, которым давно ставят прогулы на голландских и немецких автомобильных помойках.
– Я попросил нашего друга с Москачки узнать насчет возможных поставок, – обтекаемо сообщает Чернышев, выруливая на улицу Меркеля. – Сегодня вечером иду к нему в гости. Если хочешь, пойдем вместе, он тебя должен помнить.
Речь идет о Миронове, главном криминальном авторитете Московского форштадта. И, соответственно, о возможных поставках оружия или взрывчатки разыскиваемой террористической группе.
Игорь Миронов – уникальный человек. Он был в чине лейтенанта МВД, когда ему сделали блатные татуировки, соорудили легенду и навесили приговор за грабеж. Два года он парился на нарах в Рижской центральной тюрьме, якобы переведенный туда отбывать остаток срока. По выходе занял свое место в отведенной ему пятерке агентов угрозыска, работавших среди криминалов по классической методе зарубежного подполья. Теперь он глава самой крупной рижской группировки, а по совместительству полковник внешней разведки.
– С удовольствием, – говорю я.
– А еще договорился о встрече с одним человечком из дружественной конторы, – заговорщицки подмигивает Чернышев, и я понимаю, что речь идет о латвийском ВАДе.
– Очень хорошо. Когда?
– Можно хоть сегодня, после обеда. Если не устал с дороги.
– Годится.
С Меркеля мы сворачиваем на Бривибас, я жадно смотрю по сторонам. Восемь лет тому назад я думал, что уже никогда не вернусь в этот город. Вообще думал, что моя жизнь кончена. Так думал и мой тогдашний босс, генерал ГРУ, пробавлявшийся, как выяснилось, переправкой наркотиков на Запад и приславший по мою душу киллера из Литвы. Помимо него, меня разыскивали угрозыск и КГБ, но мне удалось прорваться из Риги в Москву и добраться до своего генерала. Перефразируя известное американское изречение, могу сказать, что Бог создал людей начальниками и подчиненными, но созданный впоследствии револьвер калибра 7,62 несколько скрасил эту ситуацию.
Таким образом, я угодил не на тот свет, а в его филиал, то есть, в спецпсихбольницу, коей славен один из приволжских городов. Больше полугода мне приходилось доказывать недоверчивым врачам, что я не маньяк и не террорист, короче, не верблюд.
После чего неведомые пружины высшей власти со скрипом зашевелились, и меня вдруг вызывали из небытия. На спецгруппу, в которой я работал, все-таки завели уголовное дело, и мне пообещали неприкосновенность в обмен на показания. Самое удивительное, что это обещание выполнили.