Бомбардировщики

Еще солнце не выглянуло из-за горизонта, а самолеты уже один за другим взмывают в воздух, уходят на запад. Через несколько часов они возвратятся с боевого задания, снова заправятся горючим, пополнят боеприпасы, подвесят бомбы и опять поднимутся в воздух.

Так до вечера, пока стемнеет.

А бывает иначе: густая облачность закрывает голубое небо, сеет мелкий, надоедливый дождь. В такую погоду не полетишь. Тогда летчики сидят под плоскостями самолетов или собираются на командном пункте. Одни пишут письма родным или знакомым, другие «режутся» в домино, третьи мастерят портсигары и мундштуки из прозрачного плексигласа, четвертые читают газеты, книги. И, конечно, все нещадно ругают «небесные силы» за то, что те не дают хорошей погоды.

Такой день выдался и сегодня.

С утра было ясно. Мы получили боевое задание и начали готовиться к вылету. Но скоро по небу побежали редкие кучевые облака. Их становилось все больше и больше. Края у облаков не резко очерченные, а рваные, [32] расплывчатые - первый признак дождя. Через полчаса небо заволокли сплошные низкие облака. Погоды хорошей сегодня не жди.

Скоро с метеостанции возвратился лейтенант Косыгин.

- Окклюзия, - безнадежно сообщил он.

Окклюзия на языке метеорологов - стык холодного и теплого фронтов в области циклона.

- Ну, раз окклюзия, дело наше - табак, - сказал Афанасьев. - Остается только перекур. Пошли, товарищи!

Мы расположились подальше от самолетов на траве. Лейтенант Гостев вынул из кармана домино.

- Забьем, что ли?

Никто не откликнулся.

- Споем лучше, - предложил Афанасьев.

- Давай, - согласилось сразу несколько человек. - Запевай, Аким, нашу, авиационную.

Пристроившись поудобнее, Афанасьев запевает. Голос у него не сильный, но чистый, приятный и верный.

Посмотри, изорванные в клочья,

Облака за горизонт спешат.

И тревогой налитые очи

Жизнь страны любимой сторожат…

Афанасьеву подтягивает штурман нашего экипажа Гостев. К ним присоединяется еще несколько голосов. Мелодия ширится, плывет, как и эти бесконечные облака над землей.

Мой командир экипажа, старший лейтенант Ус, не принимает участия в пении. Усевшись в сторонке, он сосредоточенно чистит пистолет. Я подхожу к нему.

- Можно, товарищ командир, вопрос один?

- Да.

- Хочу заявление в партию подать.

Командир внимательно смотрит на меня.

- Твердо решил?

- Твердо.

- Добро. Ждал я этого давно. Серьезный шаг в жизни. Ответственность на тебя ляжет большая. Пример другим должен подавать. Ну и недостатки свои с корнем вырвать. А они есть. Скажут тебе товарищи на собрании.

Он помолчал.

- Рекомендацию я тебе дам. К командиру эскадрильи [33] обратись, он хорошо знает тебя, - закончил старший лейтенант.

После ужина, когда все улеглись спать, я присел к свежеоструганному столу, подвинул ближе «бензинку» - снарядную гильзу с заправленным фитилем - и стал писать заявление.

Черновик прочитал Афанасьеву: «Прошу принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков). Обязуюсь быть дисциплинированным, храбрым, честно служить своей социалистической Родине, громить врага, не жалея своей крови и жизни для достижения победы».

Он раскритиковал:

- Не так пишешь, голова. Первая фраза пойдет. Добавь только слово «славной». Дальше не годится. «Обязуюсь»… ты что, договор на соцсоревнование заключаешь, что ли? И вообще, слишком длинно. Пиши так: «Буду честно, не щадя своей жизни, служить любимой Родине». И точка.

Я согласился. Переписал заявление, заполнил анкету и осторожно, чтобы не помять, положил их в планшет. Погасили «бензинку» и улеглись рядом на нарах.

- Примут, как ты думаешь? - спросил я Афанасьева.

- Примут.

- А тебя как принимали? Расскажи.

- Мне, брат, не везло. В финскую это было. Вечером собрание назначили, а днем полетели мы на задание, и пуля угодила мне в ногу. С полмесяца в госпитале провалялся. Вернулся в полк, а комиссар говорит: «Пиши новое заявление». Оказывается, бомба финская прямо в штаб угодила и сгорели мои документы. Написал. А тут приказ - перебазироваться на другой аэродром. Бои беспрерывно шли, не до собрания было. Только через месяц или даже больше приняли.

- А спрашивали на собрании что?

- Биографию. Вопросы разные задавали. И ругали тоже.

- За что же?

- Политически еще слабо развит, говорили, с дисциплиной не все в порядке… Да ты спи! Вставать завтра рано, - спохватился он и повернулся на другой бок.

Поворочавшись, я убедился, что не засну. Тихонько [34] оделся и вышел из землянки. Ночь стояла тихая, безлунная. После дождя воздух наполнился нежным запахом, будто расцвели ночные фиалки.

«Совсем как у нас на Украине, - думал я. - Что там сейчас? Чужой солдат хозяйничает и уничтожает созданное нашим трудом. А я? Много ли я сделал? Нет у меня боевых заслуг. Завтра спросят биографию. А что рассказывать? Написал вот, на полстраничке уместилось. Окончил десятилетку, пошел в институт. Затем армия. Авиационный полк. Воздушный стрелок-радист. Вот и все… «Убил ты хоть одного врага, сбил самолет противника?» - спросят. Нет. Но я готов выполнить задание, которое даст мне Родина, партия. Я готов…»

За спиной раздался кашель.