Бомбы и бумеранги

Парни его любили, пускай и считали женатым на армии служакой, а за глаза называли Старикашкой. О парнях майор заботился, всегда, потому что кроме них и Ее Величества ничего ценного в его жизни не было. Любой новобранец знал: случись ему проштрафиться, попасться на самоуправстве, мелком воровстве или мародерстве, и тем же днем Старикашка напялит на костлявые плечи парадный мундир, выползет из штабной норы и потащится обивать пороги.

– Я немного посплю, парни, – завершив круговой обход и ни к кому особо не обращаясь, сообщил Пеллингтон. – Устал, нелегкий был сегодня денек…

Спален и постелей на острове не было. Поэтому майор выбрал местечко в отбрасываемой прибрежным холмом тени, натаскал жухлой травы и пальмовых листьев, затем, кряхтя по-стариковски, улегся.

* * *

Чиверс любовно погладил медный ствол третьей слева паровой пушки. Протер ветошью лафет, зарядник, подающий и откатный механизмы, улыбнулся пушке, как старой приятельнице, и перешел к следующей. Два часа кряду он смазывал, драил, полировал, потом подступил к котлу. В который раз подивился хитросплетениям труб, проверил запас угля в топке, гулко постучал кулаком по стальной оболочке и присел отдохнуть.

Если боши опять полезут, раскочегарить котел они вдвоем точно сумеют. А вот как будут потом стрелять, Чиверс не знал. Он и думать об этом не хотел – пускай Старикашка думает, ему положено. У сержанта полно других дел, и тратить время на размышления о том, как быть, если их вновь атакуют, он не собирался. Он лучше подумает об Эвелин, о том, как она улыбается, как смеется, как прижимается к нему во сне – теплая, податливая, родная. Все же ему неимоверно повезло, что посчастливилось жениться на такой девушке. И пускай завистники шепчутся за спиной, что Эвелин, дескать, вышла за него только лишь из благодарности. Он-то знал, что это не так. Ну да, сержант некогда спас ей жизнь, но что с того – на его месте всякий поступил бы так же. Эвелин согласилась стать его женой, потому что они полюбили друг друга. И любят до сих пор.

Чиверс стиснул кулаки, подался вперед и тяжело задышал. Он знал, понимал, что Эвелин больше нет с ним и никогда не будет. Он же не выживший из ума Старикашка Пеллингтон, умудряющийся вести себя так, будто ничего не случилось и две сотни покойников до сих пор в строю.

Что же ему с этим делать?.. Чиверс сморгнул, утер кулаком выступившие на глазах слезы, но справиться с ними в который уже раз не сумел. Минуту спустя он рыдал в голос, скуля, всхлипывая и судорожно хватая ртом раскаленный воздух. Затем его заколотило, затряслись, ходуном заходили руки, скуластое, мужественное лицо обрюзгло и скривилось – сморщилось, будто завяло.

Так больше нельзя, навязчиво думал Чиверс, когда, наконец, отревел. Нельзя так жить, невозможно. Ему следовало бы собраться и заставить себя уйти, насовсем, туда, к Эвелин. Сержант много раз был близок к этому, но в последний миг что-то неизменно его останавливало. Чиверс сам до конца не понимал, что именно.

Сержант поднялся, размял плечи, выглянул из укрытия и обмер. Пару мгновений он стоял недвижно, остолбенев, не в силах даже пошевелиться. Затем пришел в себя и закричал.

* * *

Сержантский крик выдернул Пеллингтона из беспокойного стариковского сна. Майор вскочил, заозирался, затем, не обращая внимания на боль в плохо слушающихся подагрических ногах, пустился бегом. Минутой позже он добрался до подножия берегового холма и по извилистой узкой тропе припустил, задыхаясь от натуги, вверх по склону. Майор уже знал, понимал уже, что произошло и отчего кричит на посту Чиверс.

Пеллингтон ввалился в укрытие.

– Зажигай! – прохрипел он. – Хейворт, Донован, Грант, к орудиям! Зар-р-р-ряжай! Бобслоу, Бриггс, снаряды! Сержант! К бою!

Чиверс в ответ промямлил что-то невразумительное. Тогда майор оттолкнул его и метнулся к котлу.

* * *

Главный врач делийского военного госпиталя устало протер глаза.

– Присаживайтесь, господин полковник, – предложил он посетителю и кивнул на кресло. – Увы, боюсь, что ничего утешительного сказать не могу.

– Говорите как есть. – Полковник остался стоять.

– Что ж… Хороших специалистов по психическим расстройствам у нас тут нет, но в данном случае базовых медицинских знаний достаточно. Оба неизлечимо больны. Майор не осознает действительности – у него тяжелая форма шизофрении, по всей видимости – последняя стадия. Сержант пока относительно вменяем, но его состояние ухудшается с каждым днем… Сколько они там просидели?

Полковник вздохнул.

– Без малого восемь лет.

– Это ужасно, – доктор поднялся, заходил по помещению. – Как это случилось?

Полковник опустил голову.