Читаем Бомж городской обыкновенный полностью

Витек не смог дождаться, пока Профессор закончит писанину. Он придвинулся поближе и заглянул в тетрадь.

– Ну, что там пишут? – пошутил он.

Профессор вздрогнул и быстро ее захлопнул.

– Так, ничего особенного.

Он был недоволен, что его так бесцеремонно прервали.

– Извини, – смутился Витек.

– Ничего, – холодно ответил Профессор.

– Ну, так ты смотрел? – спросил Витек.

– Чего? – не понял тот.

– О чем мы с тобой говорили.

Профессор наморщил лоб, припоминая.

– Ах, ты вон о чем! Так, посмотрел кое чего.

– И что? – с нетерпением спросил Витек.

Профессор оглянулся, не слушает ли кто-нибудь еще. Трое бомжей спали, подняв воротники и натянув шапки на глаза, двое других о чем-то болтали, сидя на краю решетки и низко склонившись головами друг к другу. Вроде бы, слушать было некому. Но кто знает.

– Давай отойдем, – предложил он и кивнул на чахлое дерево, росшее неподалеку из

придавленного чугунной решеткой квадрата земли.

Они переместились туда. Чемодан Профессор оставил возле решетки и все время на него поглядывал. «Вот она, привязанность к вещам – подумал Витек, – ни минуты покоя».

– Так, чего там? – спросил Витек.

– Там? – немного глумливо переспросил Профессор. – Там все в порядке, а вот у тебя – нет.

– И у меня все в порядке, – поспешно соврал Витек.

Профессор пристально посмотрел на него. Глаза у него были холодными.

"Добреньким прикидывается, – мелькнула у Витька мысль, – а как посмотрит– волк волком".

– А порез на щеке у тебя откуда?

– Придурок тут один прибился, – отмахнулся Витек. – Фигня все.

– Так оно, Витя, теперь и пойдет, – назидательно сказал Профессор. – Чем дальше – тем больше таких придурков будут тебя находить. Отобьешься?

– Пока отбиваюсь, – без энтузиазма ответил Витек.

– Конструкция будет становиться все неустойчивее, – напомнил Профессор. – И если ничего не предпринимать, она в один прекрасный день сложится, как карточный домик.

– Ты это уже говорил. – заметил Витек. – Делать-то чего надо?

Профессор задумчиво посмотрел в конец улицы и ответил не сразу.

– Особо тут ничего и не поделаешь.

– Совсем?

– Ну, не знаю. Можно, правда попробовать…

– Чего? – поспешно перебил его Витек.

– Понимаешь, Витя, – теперь уже по-отечески сказал Профессор, – ошибки прошлого просто так не исправить. Мало кому это удается. По правде сказать – не удается почти никому. Тут нужна особая методика, а она кропотлива и трудна.

– Что за методика?

Профессор не спешил с ответом. А когда заговорил, голос его вдруг стал звучать монотонно, как ручей в жаркий день и его хотелось слушать еще и еще. Хотелось плыть по волнам этого голоса, а потом уснуть в нем и пойти ко дну, но не утонуть, а пребывать в нем вечно. Свои же вопросы Витек теперь слышал резкими и чрезмерно громкими, и сам от них морщился – так неприятно они звучали.

– Я посмотрел звездные карты, – сказал Профессор, – еще кое-какие книги почитал и другие каналы информации задействовал – и получил результат.

– Какой? – с замирающим сердцем спросил Витек.

– Ты готов приложить для достижения цели много усилий?

– Да! – без колебаний ответил он.

– Ты станешь преодолевать многочисленные трудности, которые возникнут на твоем пути?

– Конечно!

– Тогда слушай. Тебе нужно десять раз обойти Садовое по внутренней стороне, причем, против часовой стрелки. Запомни – против, а не за.

– Зачем это?

– Не перебивай. На каждом доме ты будешь ставить мелом вот такой знак – Профессор показал ему листок бумаги, на котором был нарисован знак, отдаленно похожий на значок бесконечности, но с дополнительными завитками.

– Я не запомню.

– Возьми листок. Пару раз нарисуешь – и он тебе больше не понадобится.

– А потом?

– Потом тебе представится возможность исправить главную ошибку своей жизни.

Витек подумал, что в жизни совершил немало ошибок и непонятно, какая из них главная.

– Какую именно?

– Тебе лучше знать.

– Это когда я…

– Не знаю, – перебил Профессор. – Только помни, что главной ошибкой может оказаться совсем не та, о которой ты думаешь.

– А как же я узнаю?

– В нужный момент ты поймешь.

– А при чем здесь Садовое?

– Это магическое место. Замкнутый круг вокруг центра власти – Кремля. Здесь закручиваются вихревые потоки силы.

Профессор говорил что-то еще, но Витьку вдруг очень захотелось спать. Глаза стали закрываться сами собой, а язык и губы налились свинцом, и произносить слова стало очень трудно.

– Когда начинать? – спросил он, превозмогая свинцовую тяжесть .

– Завтра, – донесся как бы издалека голос Профессора, хотя он стоял рядом.

– Откуда?

– С Крымского моста. И учти – обходить нужно только по ночам.

Витек кивнул и едва не упал от этого движения. Но Профессор вовремя его подхватил.

– Что с тобой? – участливо спросил он. – Тебе нехорошо?

– Спать хочу, – только и смог сказать Витек.

– Обопрись об меня, я тебя доведу.

Вдвоем они дотащились до решетки и Витек сполз на нее почти бесчувственным. Профессор долго смотрел на него, а потом достал из чемодана свою тетрадь и опять стал в нее что-то записывать.


5


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза