Бомж (СИ)

— Понятно. Громов, ваша фамилия имя, отчество?

— Фамилию свою не знаю, им отчество мне тоже не известно.

— Громов, своим поведением вы только ухудшаете свое положение. — следователь положила ручку и строго, как учительница младших классов на первоклассника, посмотрела на меня: — Вы понимаете, что я могу…

— Вы, гражданка следователь, ничего не можете, поэтому не надо меня пугать, а на дурацкие вопросы я отвечать не буду.

— … — следователь пару минут «сжигала» меня своим взглядом, но, поняв, что ситуация заходит в тупик, стала переписывать шапку протокола допроса с какой-то справки.

— Громов, вчера в ходе обыска в вашей квартире было…

— Я прошу прервать допрос и дать мне бумагу с ручкой, чтобы я мог написать заявление прокурору о незаконном обыске в принадлежащей мне квартире.

Ночью я думал разогнать тему о том, что квартира мне не принадлежит, так как я ее продал, но подумал, что не стоит втягивать Игоря в эту историю и отказался от такой линии защиты.

— Допрос я прерывать не буду, ручку и листок я вам дам. — мне бросили письменные принадлежности: — Все, можно продолжать?

— Можно. — я подтянул к себе листок и ручку, и замер — писать в наручниках было неудобно.

После нескольких предварительных вопросов — с кем живу в квартире, бывают ли у меня дома посторонние, следователь перешла к главному.

— Под ковром, в большой комнате, а также в шкафу, под постельным бельем, во время проведения обыска, в присутствии понятых были обнаружены и изъяты двадцать три пакетика из фольги, содержащие порошок бежевого цвета, направленные сейчас на экспертизу. Что вы можете сказать о содержимом этих пакетов?

Я могу сказать, что вы, гражданин следователь, круглая дура…

— Что?

— Что слышала. Только такая дура или, присутствующие при допросе, сотрудники милиции могли придумать, что нормальный отец спрячет наркотики там, где их легко найдет малолетний ребенок…

— То есть, вы признаете, что в пакетиках содержатся наркотики…

— Ты глухая или мои слова перевираешь? Я признаю, что только присутствующие здесь идиоты могли спрятать наркотики в квартире в те места, куда легко добирается ребенок. Евгений Викторович! — я повернулся к Кожину, который старательно делал вид, что происходящее за соседним столом его не интересует: — Включите пожалуйста телевизор, восьмой канал.

— Женя, не вздумай этого делать! — Вскинулась Ирина Евгеньевна.

— Я требую перерыва десять минут. — я вскинул закованные в «браслеты» руки: — Сотрудники милиции сознательно затянули на мне наручники до предела и теперь я испытываю физическую боль, что в соответствии с декларацией ООН, которую, кстати, подписал СССР, является пытками. А за допрос с применением пыток вас, гражданин следователь, по головке не погладят.

— Вы обещаете, что через десять минут вы будете отвечать на мои вопросы? — следователь, испытывающе, сощурила глаза.

— Я обещаю, что если мне ослабят наручники и дадут возможность посмотреть мою любимую передачу — выпуск новостей на восьмом канале, то через десять минут я буду готов продолжать допрос и отвечать на ваши вопросы. Кстати, вам рекомендую — Машенька Париж такая умница и красавица.

— Женя, включи пожалуйста. — сдалась следователь.

Кожин пожал плечами и нажал на кнопку пульта дистанционного управления и на небольшом экране, стоящего на подоконнике телевизора, антенна которого, в виде медной проволоки, тянулась на трехметровую высоту, к металлическому карнизу для штор, появилось изображение красивой брюнетки.

— Приносим извинение нашим уважаемым телезрителям, что вместо повтора вчерашнего выпуска новостей мы вынуждены выпустить в эфир экстренный выпуск, но мы вынуждены пойти на этот, беспрецедентный шаг… — Машенька Париж (вот такая интересная фамилия досталось самой популярной телеведущей города от мужа — владельца частного телевизионного канала) умело играя выразительными темными глазами, глядела с экрана взглядом Мадонны, пропустившую через свое сердце всю боль мира: — Но в распоряжении нашей редакции оказалось видео, не показать которое мы не вправе…

Изображение студии сменилось другим кадром, на котором я увидел свою физиономию.