bon∙bon

– Хочу еще покусать твои сладкие булочки. От Арэна, парня с ее работы.

– И все?

– Она не стала ничего отрицать. Только начала нести чушь про то, что я не так должен был это узнать, что надо поговорить и прочее.

– Но разговаривать ты не стал?

– О чем нам с ней разговаривать, мама? Она кормит Арэна своими сладкими булочками, я не хочу больше ничего знать!

Он сделал щедрый глоток из кружки и резко встал.

– Кстати, что это за пойло стоит в графине в шкафу?

– Это особый скотч твоего отца. Помнишь, нам подарили на 35-летие свадьбы?

– Я думал, что вы давно его прикончили.

– Отец был немного занят своей болезнью, а я никогда не питала страсть к крепкому алкоголю. Но ты быстро с ним справишься такими темпами.

Он сел обратно в кресло.

– Ты упрекаешь меня?

Она вздохнула.

– Нет. Конечно, нет. Прости. Я просто хочу тебе помочь, облегчить страдания, а скотч всего лишь даст этому отсрочку, и обернется зверским похмельем на утро.

– Может это именно то, что мне сейчас и нужно.

Он сделал еще глоток.

Она молчала. Софи понимала, что ему нужно время, и просто ждала.

– Я просто не понимаю, – начал он. Почему? Что я сделал не так? Чем я хуже него?

– Милый, может быть ты тут вообще не при чем.

– Что значит не при чем? Я ее муж. Мы должны быть вместе, пока смерть не разлучит нас. Идеально, как у вас с папой.

– Что? – прыснула она.

– Почему ты смеешься? Или это все тоже было ложью? Может ты и не любила его никогда?

– Конечно, любила. И люблю до сих пор. Мы с твоим отцом прошли долгий путь, и нам было хорошо вместе, но идеальным наш союз уж точно нельзя назвать.

– Это почему же? Вы были вместе больше 36 лет, он тебя обожал, ты при нем вся светилась, Вы не расставались вплоть до дня его смерти. Что с вами было не так?

Теперь встала она. Сделав несколько шагов по комнате, она повернулась к сыну и спросила:

– Я когда-нибудь тебе рассказывала про наше лето 82-го в Париже? Нет? Видимо, время пришло.

…

– К чему все это сейчас? В смысле, не подумай, я всегда рад послушать эротические байки про своих родителей, просто … что ты пытаешься мне доказать, что изменять это нормально? Или хочешь, чтобы я к ним присоединился?

– Я ничего не пытаюсь тебе доказать, просто рассказываю тебе историю. Важную историю из своей жизни. Что ты можешь взять из этой истории – решать тебе. Если не захочешь, можешь все это выкинуть из головы. Только помни, история меняет сюжет, если сменить ракурс. А все правила написаны людьми, в попытках зажать всех в рамки и разложить по полочкам. Но все люди разные, любовь у всех разная и правила им тоже нужны разные. Ты вправе жить по своим правилам, дорогой.

Они снова молчали, все уже было сказано.

– Я пойду спать, – сказал Ник

– Хорошо, я провожу тебя

Они поднялись в спальню, и перед самой дверью Ник развернулся, кинулся в объятия матери и разревелся.

На самом деле ему это и было нужно, а не скотч.

Семейная драма

Софи тихо закрыла дверь в комнату сына и тихо возвращалась в гостиную. Она уложила его спать в кровать, накрыла одеялом и выключила свет в его прежней комнате. Совсем как в детстве, с той лишь разницей, что ему за 30, он чертовски пьян и на грани развода. Да, тяжелый был вечерочек. Надо сделать чай.

Она впервые рассказала ему про Ариэль и то лето 82-го. Стало ли ей легче – да. Все ли она рассказала – нет. Она просто не могла. Не сейчас. Нужно еще немного времени. Пьера уже с ними нет, и она единственный человек на планете, кто знает эту историю целиком.

После возвращения из Парижа, жизнь вошла в прежнее русло. Ну, почти. Их брак сильно изменился, они заново полюбили друг друга и уже не хотели проводить время порознь. Они продолжили свой летний роман на родной земле и чувствовали себя восхитительно. Им было хорошо вместе, и они не хотели ничего менять, и так бы они и умерли вдвоем в один день, если бы не одно обстоятельство. В один день им в дверь позвонил адвокат.

Это было в сентябре 83-го, в воздухе еще стоял зной, а он стоял на пороге в костюме – тройке и фетровой шляпе. Француз. В руках он держал кожаный дипломат, на лбу выступали капельки пота, которые он быстро убирал с помощью носового платка. Он начал с «Bonjour», а дальше так резво продолжил, что его сразу пригласили в дом. За прошлое лето Пьер так и не натаскался во французском, а Софи продолжила изучение, хоть и не очень активно. Предложив гостю чая, она схватила блокнот и карандаш и была готова взяться за перевод. Из всего потока, сказанного французом, отчетливо было только слышно «Ariel» и «l’enfant». Софи стало дурно.