Пьер-Жюль Барош был юристом, который в свое время работал прокурором, а теперь стал вице-президентом Законодательного собрания и превратился в «послушное орудие реакции».
Таким образом, как отмечает Дэвид Стэктон, «депутаты оказались между волей народа, который они якобы представляли, принцем-президентом, который представлял их, и зажиточной буржуазией, которая больше не желала терпеть гражданские волнения»145
.Борьба между Законодательным собранием и Луи-Наполеоном велась жестокая, и она вспыхнула с новой силой, как только миновал революционный кризис и было отменено всеобщее избирательное право. Последнее касалось трех миллионов голосов рабочего класса, и этим добились только одного – принц-президент получил поддержку тех, кого лишили гражданских прав.
При этом, согласно Конституции, Луи-Наполеон должен был иметь содержание в 600 тысяч франков. Не прошло и полугода со времени его вступления на пост президента, как ему удалось увеличить эту сумму вдвое. Вскоре он воспользовался благоприятным моментом и через своих министров потребовал у Собрания цивильный лист (бюджет, предоставляемый в личное распоряжение правителя) в три миллиона франков в год. По словам Карла Маркса, «долгая бродяжническая жизнь авантюриста наделила его крайне тонким чутьем к критическим моментам, когда можно было вымогать деньги у буржуа. Он занимался форменным шантажом»146
. В самом деле, Законодательное собрание отняло у трех миллионов французов право голоса, и Луи-Наполеон потребовал за каждого «политически обесцененного француза» полноценный франк – итого три миллиона франков. Законодательное собрание отказало ему. Бонапартистская пресса стала угрожать. И Собрание уступило, проголосовав за единовременную дополнительную сумму в 2,16 млн. франков. Этим оно показало свою слабость и тут же прервало свои заседания на три месяца – до 11 ноября.А Луи-Наполеон 22 октября 1850 года дал отставку военному министру д’Опулю, снова отправив его в Алжир, но на этот раз уже в качестве генерал-губернатора. На его место был поставлен генерал Жан-Поль-Адам Шрамм.
Полномочия Законодательного собрания истекали в мае 1852 года, а полномочия президента – в декабре этого же года. Республиканцы надеялись, что выборы вернут им власть. Впрочем, ни Собрание, ни президент не собирались ждать предстоящих выборов 1852 года. В ноябре 1851 года оппозиционер Луи-Адольф Тьер сказал о президенте:
– Через месяц мы запрем его в Венсенне.
– Смотрите, чтобы он вас там не запер, – ответил его собеседник.
– Армия на нашей стороне…
Но он заблуждался.
12 ноября Луи-Наполеон обратился к Собранию с пространным посланием, загроможденным мелочами и «дышащим покорностью Конституции». Но при этом, как бы мимоходом, он бросил замечание, что, согласно точному смыслу Конституции, распоряжение армией принадлежит исключительно президенту. Послание заканчивалось следующими словами147
.Франция требует прежде всего спокойствия <…> Я один связан присягой, я буду держаться в тесных границах, предписанных мне ею <…> Что касается меня, я, избранный народом и обязанный моей властью ему одному, всегда буду подчиняться его законно выраженной воле. Если вы в этой сессии примете решение о пересмотре Конституции, то тогда Учредительное собрание[13]
урегулирует положение исполнительной власти. Если же нет, народ в 1852 году торжественно провозгласит свое решение. Но каковы бы ни были решения, таящиеся в будущем, придемте к соглашению, дабы страсть, неожиданность или насилие никогда не являлись вершителями судеб великой нации <…> Мое внимание, прежде всего, обращено не на то, кто будет управлять Францией в 1852 году, а на то, чтобы употребить имеющееся в моем распоряжении время так, чтобы переходный период прошел без волнений и смятении. Я искренне раскрыл перед вами свое сердце. Вы ответите на мою откровенность вашим доверием, на мои благие стремления – вашим содействием, а бог позаботится об остальном.События 1851–1852 годов