Спустя неделю после заключения Виллафранкского мира Наполеон III уже находился в своем уединенном тенистом Сен-Клу. Днем официальных приветствий и народного торжества было 15 августа, в которое император обыкновенно праздновал свои именины. И в этот день Париж торжествовал новые победы своей армии и ее вождя-императора. Праздник был эффектный. Загорелые солдаты победоносной армии проходили стройными колоннами по улицам Парижа, и во главе этих виновников торжества был сам доблестный их предводитель Наполеон III со своим малолетним сыном, помещенным на передней части седла императорской лошади.
Итак, хотя результаты войны не оправдали намерений Наполеона III, но тем не менее она была проведена удачно – прежде всего, для Италии. И с этих пор Италия устремилась к единству, к новому политическому возрождению. И к этому движению нельзя было оставаться равнодушным никому, чьи интересы были близки этому возрождению.
Между тем ничто не останавливало Италию, и она все более и более начала стремиться к единству. Наполеон даже начертал проект для Италии, но в этом проекте мы видим два несовместных начала – реставрацию и невмешательство. Конечно, такого рода проект выводил Наполеона III из тех затруднений, в которые он был поставлен Виллафранкским миром, но коренная идея всех действий императора французов была другая. Это было преобладание на Западе. А пока же реальность не позволяла ему далеко пускать Италию в ее желаниях. Зато он обессилил Австрию войной и миром, в силу которого Ломбардия была отдана Италии. В свою же очередь, Венеция была оставлена Австрии для ослабления Италии.
А тем временем австрийский посол Рихард фон Меттерних (сын знаменитого министра иностранных дел Клеменса фон Меттерниха), представляя императору французов свои верительные грамоты, сказал, что император Франц-Иосиф поручил ему удостоверить Его Величество в том, какое значение он придает личной дружбе с императором Наполеоном, присовокупив, что ему будет приятно видеть, когда дополнятся и утвердятся между ними отношения, основанные на единодушии и приязни, с которыми столь тесно связаны выгоды Европы.
Наполеон III ответил на это так:
– Я очень надеюсь, что дружественные отношения, столь счастливо возобновленные между императором австрийским и мною, могут сделаться дружественнее внимательным обсуждением выгод обоих государств. Со времени свидания моего с императором Францем-Иосифом я, со своей стороны, особенным образом ценю его личную ко мне дружбу211
.Кто бы что ни говорил, но Наполеон III все же сумел извлечь пользу из своего деятельного участия в делах Италии, и одним из результатов его участия является присоединение Савойи и Ниццы. Все европейские державы протестовали против этого присоединения, и само население этих провинций было далеко не полностью «за», но, несмотря на эти радикальные препятствия, Наполеон III осуществил свою давнишнюю мечту.
Присоединение последовало 22 марта 1860 года. Эта, по сути, аннексия вызвала протесты у многих известных деятелей той эпохи – от Гарибальди, который сам был уроженцем Ниццы, до Фридриха Энгельса, разоблачавшего «происки французского империализма». А влиятельная британская газета Times написала про «величайший фарс в истории народов».
Новые фаворитки
После войны ободренная Вирджиния ди Кастильоне стала мечтать о том, чтобы снова поселиться в Париже и стать фавориткой императора – несмотря на то, что в Тюильри появилась Мария-Анна де Риччи-Валевская, вторая жена графа Валевского (сына Наполеона I и Марии Валевской) и новая любовница Наполеона.
Она обратилась за советом к князю Понятовскому, и тот ответил откровенно, что Мария-Анна де Риччи-Валевская в фаворе, хотя между ней и императрицей заметно некоторое охлаждение.
Прошло несколько месяцев. Вирджиния ждала новостей.
Когда был подписан Виллафранкский мир, граф ди Кавур был явно разочарован. В рамках франко-австрийского соглашения к Пьемонту присоединялись лишь Ломбардия и Парма. Венеция же по-прежнему оставалась под властью Австрии, а Модена и Флоренция подчинялись своим герцогам. Конечно, это было совсем не то, о чем мечтал Кавур, а вместе с ним и графиня ди Кастильоне.
Вернувшись в Париж, император на некоторое время возомнил себя Великим Наполеоном, манеры которого он копировал с семи лет. Он прибыл в ореоле военной славы, и Мария-Анна де Риччи-Валевская, новая фаворитка, ждала его.
Молодая женщина радостно встретила его, и уже на следующий день закрытый экипаж доставил ее в его «квартиру холостяка» на улице дю Бак, свидетельницу всех его шалостей. Впрочем, эта предосторожность была совершенно излишней: весь двор и так знал о новой связи императора, императрица была в курсе малейших деталей этого романа, а граф Валевский на все закрывал глаза, потому что не хотел расстаться с престижным портфелем министра иностранных дел.