Бонсай

Перед ее внутренним взором проносятся дни, предшествовавшие похоронам, мелькание кадров фильма: воспоминание Стефана о себе самом, а в главной роли — она. Сначала, с утра пораньше, появляется гнев. Она изливает его на стены. Лупит по двуспальной кровати купленным в Милане ремнем. Поливает пол кипятком. Разбивает зеркало в ванной. В раковине на кухне пылает костер из специй. Гнев, собранный в кулак, нацелен на Стефана и на нее саму. Гнев обрушивается на нее разрушительной волной. Ей неведом его источник. Может, ею владеет Божий гнев или это гнев природы? Она проклинает Стефана, проклинает смерть, особенно смерть от своей собственной руки, и следующий за этим хаос. Бушует, пока не превращает квартиру в груду грязных обломков.

Садится на дровяной холмик, который совсем недавно был мебелью. Как ведьма, ожидающая Вальпургиевой ночи, она сидит там, одна в целом мире, в ожидании приговора. Обратив гнев на себя, желает лишь умереть точно так, как умер Стефан. В постели, облаченной в японское кимоно. Ни о чем другом думать не может. Воображение парализовано. Сознание намертво запечатлело картину Стефановой смерти, только в роли Стефана — она сама.

Позвонив М., молодому режиссеру, изливает ему свое горе: она не сможет работать над сценарием, пока не изживет смерть из тела с помощью ритуального повторения. Он предлагает ей обратиться к психиатру. Поблагодарив за совет, она понимает, что, недостижимая ни для кого, пребывает вместе со Стефаном в царстве смерти.

Те дни были наполнены эйфорическими приготовлениями к торжеству, совершенно в духе Стефана. Дела насущные не оставляли места для скорбных мыслей и путаных чувств. Прекрасное время: расцвет жизни, смерть еще не наступила. Хлопоты, прежде всего хлопоты. И цветы. Элин купила горшочки с красным вереском. Во всей квартире стоял аромат ютландских вересковых пустошей, напомнивший ей о словах, известных еще со школы: «Внешняя утрата да обернется внутренним приобретением». Вывеска над входом в бюро ритуальных услуг была черной, блестящей, с витыми золотыми буквами. В углу написано: «С 1883 года». Она представляет длинный ряд гробов, которые вынесли отсюда за долгие годы существования этого заведения, помнит, что симпатичный распорядитель похож на профсоюзного босса. Она вручила ему свидетельство о рождении и медицинскую страховку Стефана — подтверждение его существования. Воспоминание о том, как они с Элин послали Йоана забирать документы из квартиры Стефана, потому что боялись встретить там привидение, вызывает у нее улыбку. Они не рискнули даже показаться на улице, где стоял его дом, боялись столкнуться там со Стефаном и ждали Йоана на перекрестке с круговым движением.

Распорядитель вручил Нине длинный список с перечнем услуг, в котором следовало поставить галочки. Гроб: простой, белый, без креста и виноградных лоз. Сорочка: белая, хлопковая. Урна: темно-синего цвета. Как по заказу, в бюро спустилась цветочница с еще одним списком цветов на любой вкус и кошелек. Они выбрали темно-красные розы и лазурно-голубые ирисы, гроб должен утопать в цветах.

Наконец наступило время торжества. Ради удобства актеров похороны назначили на воскресенье. Провести панихиду в воскресный день не в церкви было весьма непросто. Но их замечательному распорядителю удалось договориться в одном крематории в пригороде Копенгагена. Этому распорядителю, который незаметно превратился в посвященного члена семьи, Нина передала кассету с симфонией «Юпитер», объяснив, что вся церемония должна занять ровно двадцать пять минут, продолжительность звучания кассеты. Музыка Моцарта призвана была стать храмом для Стефана.

«Проклятая простота, — шипит она в облаках сигаретного дыма, — безжалостный, самоуничтожающий минимализм, не предполагающий даже такой малости, как доброе дружеское слово. Почему бы не подумать о скорбящей семье, им все-таки надо с этим дальше жить». Ею снова овладел гнев, грозный бог грома, единственное, что ей осталось от Стефана.

Она видит себя с Элин сидящими в комнате ожидания при больничной часовне, в то время как двое мужчин, один в белом халате, другой в черном костюме, заканчивают готовить тело к похоронам. В продолговатой стерильной комнате без всяких украшений, в освещенном неоновой лампой преддверии ада или рая. Она принесла с собой белого костяного слоника и две синие лилии, которые положит в гроб Стефана. А Элин — раковину, чтобы он смог слушать звук великого океана, и букет сухих цветов, перевязанный цветной ленточкой.