Бонус Невезения

В области затылка "кусок" биополя "вырван", а по краям воронки мерзкого вида серая паутина, до сих пор активная. Нет никаких сомнений, что заклятие не случайное, и очень мощное — о простом сглазе речи быть не может. Рассчитано на максимальное поражение, для обычного человека, однозначно, без профессиональной помощи — смерть и в очень короткие сроки.

Пришлось потратить очередную рубиновую каплю — иначе никак не избавился бы от этой напасти. Аура до конца не восстановилась, но проклятие снял — паутина исчезла. Собственно, это не паутина была, а какое-то стихийное плетение, очень сложной и тонкой структуры на основе магии хаоса или некромагии. Счет к оплате от бабушки вырос в разы. Ману для амулета, где теперь брать? Ещё одно капище сжечь? И где его искать?

Мысль о том, что можно сжечь колдунью вместе с её домиком показалась мне конструктивной и даже немного справедливой. Смущает ответственность перед Уголовным кодексом, зато совесть моя честно спит и не протестует, намекая, что не возражает поквитаться за "препоганое".

Сжигать, все же, не след. Два пожара подряд — это слишком подозрительно, да и Палыч обидится. Одно дело — явных бандитов наказать, и совсем другое — старушку имущества лишить огнеопасным способом.

— Выходи, карга старая. Поговорить надобно!

Реакции никакой. Заперлась целительница-вредительница внутри и признаков жизни не подает. Чувствует, собака, чье сало съела.

— Сейчас красного петуха пущу — выскочишь, как милая!

Угроза возымела действие.

— Убирайся, не трожь бабушку, лихоимец. Сейчас в милицию позвоню! У меня сотовый есть.

Хорошо живут работники метлы и мухомора. Телефоны в деревне роскошь, и в основном только у бандитов встречаются.

— Не выйдешь по-хорошему — на себя пеняй.

Реакции не последовало, а время, между тем, к ночи близко — не самое удобное для переговоров с ведьмой.

С чувством глубокого удовлетворения вырезаю ножом на заборе…

Нет, не ругательство и не теорему Ферма в упрощенном виде для фермеров. Вырезаю изображение рыбы, египетские картуши и вавилонские символы — все, что в голову придет, благо память у меня этим добром под завязку забита — вот и пригодилось. Естественно, никакого практического наполнения в этих символах нет, но старуха об этом не знает! Вместе с пустыми и бессмысленными знаками, которые служат фоном, царапаю и мои родные руны, которые и будут действовать. А вот отличить их на фоне других — задача непростая даже для хорошего мага, и явно непосильная для деревенской колдуньи. Можно, конечно сжечь забор полностью, но старуха вряд ли на это пойдет — да и просто выйти надо ещё попробовать.

В кои-то веки, работаю по своей основной специальности. Не, не о гидропонике речь, которой я когда-то обучался в универе, а о классическом обряде из основного культа Невезения. Малый усиленный циркулаграмматон — это очень неприятная вещь, для того кто внутри него находится.

Глава 8

Только прилег, как кто-то начинает греметь и стучать посудой, мешая спать. Открываю глаза — утро, оказывается, уже наступило, хоть и слишком ранее для меня. Означенный шум производит Серега, вернувшийся к утренней дойке — поскольку на меня надежды в этом вопросе мало. Ну, не дается мне этот технологический процесс — как представлю, что этого рогато-копытного монстра надо за титьки дергать в смертельно опасной близости от лягающегося окорока, так сразу вспоминаю, что происхождением я вышел не из крестьян, а скорее из программистов.

— Чего спать-то людям не даешь-то? Не мог потише ведрами греметь?

— Проснулся, наконец, — неожиданно обрадовался хозяин дома, вызвав стойкое подозрение, что раннее пробуждение мое не случайное, а запланированное. — Тут такое дело, даже не знаю, как сказать. Непонятнки странные. Одна голова хорошо — а две лучше, может ты, что скажешь.

Свешиваю ноги с дивана, принимаю вертикальное положение и обнаруживаю посреди комнаты два ведра с молоком и озадаченного Серегу, возвышающего над ними.

— Вот! — торжествующе предъявляет две емкости, словно пакеты с героином, найденные в бардачке мексиканского наркобарона.

— Что вот?

На мой взгляд, ничего необычного не наблюдается. Молоко — оно и в Африке молоко, хотя с африканскими буряками я в прошлый раз немного ошибся.

— Ты посмотри внимательнее. Если это — обычное нормальное молоко, то это практически сливки! Даже цвет отличается! Причем это ведро от трех коров, а это от одной! Восемь литров за раз!

— Это хорошо или плохо? — на всякий случай уточняю, чтобы точно знать — признаваться в грехе или промолчать от него же, от греха подальше.

Впрочем, молчать не имеет смысла — иначе Сережа не успокоится, и о продолжении сладкого утреннего сна можно забыть. Тем более, что Петрович с Василичем все одно проболтаются о прожорливых мясо-молочных монстрах.

— Тут такое дело, — начинаю излагать свою версию произошедшего, и понимаю, что уснуть мне уже не дадут. — Поцапались мы вчера с Берендеихой. На почве разного мировоззрения на самогоноварение и получение дохода с оного.

— Это ты зря. Старуха злобная и мстительная. Хотя насчет пойла — прав ты, такая дрянь, что уши пухнут.