Подавляю стон, и начинаю входить, пока эйфория перекрывает неприятные ощущения. Миллиметр за миллиметром проталкиваюсь, даю привыкнуть перед первым толчком.
Внимательно слежу за реакцией.
— Расслабься, моя хорошая. Расслабься, — уговариваю её, поглаживая лицо, шею, целуя губы.
Ясенька слушается и расслабляет тело, впуская меня.
Толчок.
Теснота.
Мой глухой стон и ее звонкий писк.
Глаза в глаза.
— Уже… всё?
— Всё, — целую, отвлекая от боли. — Больше не будет резкой боли.
— Не будет… — Яся вдруг улыбается широко и лучисто, как она одна умеет. — Теперь я твоя?
— Всегда моя, малышка. Всегда и навсегда моя.
БОНУС к книге «Конфетка для мажора»
Рома и Юля. Мы — вместе
Домой мы добираемся за полночь. Сначала отмечали помолвку, потом… тоже отмечали Юлино «да» совместно с нашей победой.
Она, конечно, ругалась за то, что без спроса выставил наши чувства напоказ, но у меня есть один аргумент сто процентов работающий без осечек. Стоит Юльке начать возмущаться, я накрываю её губы своими и не отпускаю до тех пор, пока она не начинает отвечать.
Сейчас мы не ругаемся, но целовать свою невесту я начинаю ещё в лифте. Так долго сдерживаемая страсть уже плещется через край. Я знаю, что не отпущу её больше. И она это знает тоже.
Юлькины ответы робкие, скованные, однако, она не пятится назад и не сигналит «стоп», как делала раньше. Ввалившись в тёмную прихожую, сбрасываю с нас верхнюю одежду и хватаю на руки любимое сокровище. Кровь взрывает вены, в голове бьет набатом сердце. Стояк в штанах готов пробить плотную джинсу и каждый шаг причиняет нестерпимую боль. Но вариантов нет. Мне бы в душ под ледяную воду и передёрнуть, да только всё идёт не плану. Я не наглею, но мягко поднимаю её футболку, касаясь прохладной ладонью горячей кожи.
Подушечками пальцев очерчиваю впадинку на животе и двигаюсь выше. Сминаю ткань и стягиваю, открывая для себя совершенное тело.
Щелчок и лифчик пропадает в наших ногах вместе с футболкой.
— Мне страшно.
Мне тоже. Я никогда не… блять… Я никогда не занимался любовью, сводя раньше все действия к механике и получению удовольствия. Я никогда не нёс ответственность за ощущения и за отсутствие боли.
Но я лучше сдохну на месте, чем позволю Юльке отстраниться хоть на миллиметр.
— Я рядом. Не бойся, малышка. Не бойся, я буду самым нежным.
Целую плечи, постоянно возвращаясь к губам. Толкаю Юльку к стенке и подкидываю вверх, показывая, как удобнее обхватить меня бёдрами. Ствол упирается чётко между её ног, и я с шипением избавляюсь от воздуха. Не рассчитал и боль пронзает такая, что буквально раскалывает надвое. В глазах искры, но я упорно ласкаю любимую, полностью сосредоточившись на её ощущениях.
Всасываю острый сосок, играя с другим подушечкой большого пальца. Ударяю, вжимаю и поглаживаю до тех пор, пока Юля не начинает постанывать. Только тогда отрываюсь и, играя, прикусываю её нижнюю губку.
Широкий шаг от стены и вот уже мои колени упираются в кровать.
— Юль, родная? Я не остановлюсь…
Она не сразу понимает, о чём я.
Хлопает глазками, но всё-таки кивает, подкрепляя тихим:
— Не останавливайся, Ром…
И я не останавливаюсь.
Кладу Юлю на постель, быстро выдернув покрывало. Избавляюсь от своей одежды, буквально остатками силы воли не стаскивая боксёры.
Опускаюсь сверху и только после этого нащупываю пуговицу джинсов, чтобы снять их с Юли. Но прежде чем полностью освободить её ножки, протискиваюсь под плотную ткань и накрываю влажное кружево. Надавливаю, глотая протяжный стон, и встаю на колени.
Уперев ступни в живот, снимаю с Конфетки брюки и бельё, замерев от потрясающей картины. Она пытается свести ноги, но я крепко держу лодыжки, не давая ей этого сделать. Развожу шире и приклеиваюсь глазами к розовому бутончику, блестящему от влаги.
Нижний этаж просит пощады, сигналя, что готов излиться прямо сейчас.
— Прости, малышка, — выдавливаю и одной рукой, как фокусник, отправляю кусок ткани в темноту.
Быстро наклоняюсь и смачиваю слюной складочки, умирая от сладкого и терпкого вкуса. Настоящий шоколад с нотками горечи и обжигающей сладостью.
Вхожу языком чисто на интуиции. Как правильно, я не знаю. Собираю сок и заменяю язык пальцами. Сам же черчу кончиком языка прерывистую линию вверх, осторожно растягивая вход и шёлковые стеночки.
— Посмотри на меня. Посмотри, — прошу.
Обхватываю себя рукой и рывком вклиниваюсь в невероятную тесноту. До самого упора. И замираю.
В Юлькиных глазах слезинки, которые я сцеловываю. Шепчу, как сильно её люблю. Как не могу без неё. Отдаю свою энергию и получаю мощный ответ.
Мы начинаем движение одновременно. Она — пробуя, я — покачиваясь, чтобы не причинять боль. Из-за воздержания хватает тройки толчков, а затем я изливаюсь на бедро Конфетки. Спину сводит судорога удовольствия, в голове сражается армия вертолетов, а перед глазами вспыхивают разноцветные фейерверки.
Как на божество смотрю на любимую, вымазанную в моём семени и алых потеках. Крови немного, но она есть и… Чёрт! Это неправильно, но эта кровь, она… Как признание. Как доказательство того, что она только моя.