Бонжур, Счастье! Французские секреты красивой жизни

Вот что недавно рассказала мне Марджори:

В молодости я страстно мечтала стать актрисой. Мне ужасно нравилось петь и танцевать. Я была буквально одержима этой мыслью с двенадцати лет, когда мама отправила меня в драмкружок, чтобы я стала более уверенной в себе, и до двадцати семи, когда я наконец отказалась от этой идеи и занялась настоящей работой.

Маленькая девочка, которая снова и снова пела в своей спальне I’m the Greatest Star[4], в юности страдала от множества несправедливостей. Два года я безуспешно пыталась заняться комедией в стиле «стэнд-ап». Потом какое-то время пела в маленьком баре в сопровождении пианино – и одновременно работала там же официанткой.

Уроки игры на фортепиано в детстве мне ничего не дали. В двадцать лет я купила себе гитару, но так и не научилась хорошо играть на ней. Но я часами слушала джаз и выучила сотни песен. Занимаясь на летних курсах, я не научилась даже хлопать в верном ритме. И вот летом 1972 года в городе случилось серьезное наводнение, и всех профессиональных актеров отправили по домам, а ученикам пришлось играть все роли. И я вышла на сцену. Должна признаться, что мне так и не удалось попасть в ноты.

С годами я переросла свой комплекс и переключилась на другие направления. Я занялась продюсированием радиопрограмм, но радио оказалось для меня недостаточно глубоким, поэтому я занялась композицией. Однако в этом мире нет места для композиторов, которые не являются в первую очередь настоящими музыкантами.

Я решила бросить все и переехала во Францию. Мне хотелось найти тихое место, где можно было стать художником – а это не случается в одночасье. Прошло еще восемнадцать лет.

В глубине души я всегда продолжала петь. Случилось так, что я преподавала в техническом училище, где оказалось несколько профессиональных музыкантов. И как-то раз я набралась смелости и приняла вместе с ними участие в студенческом концерте. Не могу сказать, что блеснула, но им нравилась их сумасшедшая американская преподавательница, и поэтому меня ожидал успех.

Училище отмечало свое 50-летие, и меня попросили принять участие в подготовке концерта. Мы сняли большой театр с профессиональной звуковой системой. Один из студентов, талантливый пианист, занялся музыкальной стороной дела. У нас собрался целый оркестр. Зал был полон. В конце концерта мы хотели сыграть «Everybody Needs Somebody» в стиле братьев Блюз, и я решила надеть темные очки и круглую шляпу под Джона Белуши и спеть эту песню. Меня окружали студенты, одетые в стиле братьев Блюз. Номер получился потрясающий.

Перед началом концерта одна девушка из нашей команды прошептала мне на ухо: «Вы нервничаете?» «Не очень», – ответила я. «Не очень? – удивилась она. – А почему?». «Нет смысла. Нет смысла нервничать. Я просто выйду на сцену и сделаю то, что нужно, вот и все».

Мы спели, и зал взорвался аплодисментами. Только потом я поняла, что мы выступали перед 300 зрителями – теми, кого я развлекала и учила английскому последние десять лет, их супругами и родственниками. На следующий день, в субботу, я проплакала два часа – так велика была любовь и восхищение этих людей.

Я стала выступать в концертах, пела с группой в местном ресторане, пошла на трехдневные курсы джаза (там мне не понравилось – высокомерно и пугающе) и приняла участие в двух особых представлениях. Последний концерт со студентами был в феврале. Я спела Take Five – вряд ли я решилась бы на это год назад. Тогда я впервые репетировала и выступала, не терзая себя мыслями о собственном несовершенстве и не извиняясь перед музыкантами.

Они говорят, что пение – это владение дыханием, осанка и т. д. и т. п. Да, это действительно так. И я уверена, что всегда могла петь и выступать – и у меня всегда был слух! Я просто очень боялась. Даже выходя перед слушателями и выступая на пределе возможностей, я всегда боялась.

Мне исполняется 59 лет. Не знаю, почему я ждала так долго. Но я не сожалею об этом. Значит, нужно было столько ждать.