— У вас есть способности богов, но вы обладаете абсолютной силой для уничтожения божественного существа, — терпеливо объясняла Карина. — После уничтожения Ареса нет естественного конца вашему началу. Единственные, кто сейчас представляют для вас настоящую угрозу, — это Зевс, Гера и Кронос.
Я вскинул брови.
— Подожди-ка. Я понимаю, что Кронос может надрать мне задницу, но как Зевс или Гера могут сделать это? Ведь им было это не под силу, когда я был Аполлионом?
—
Разумеется, знали и даже не упоминали обо всем этом дерьме.
— Значит, как я понимаю, они абсолютны?
— Только абсолютные существа способны убить окончательно. Они могут сразиться с вами и, возможно, победят, — сказала Карина. — Но вы — Богоубийца, Избранный. С их стороны было бы неразумно пытаться сражаться с вами.
Блеск.
Что ж, оказывается, я гораздо круче, чем считал изначально.
— Вы бессмертны, Кириос. Вы — бог.
Эти слова
У меня было будущее.
У меня была вечность.
Неважно, какую сделку я заключил. Боги больше не могли контролировать мои действия или мое будущее. Они больше не могли контролировать
Все еще ошарашенный данным открытием, я покачал головой. Но правду больше не отрицал.
— Я бог.
— Да. — Карина отпрянула от перил и повернулась ко мне лицом. — И вам предстоит многому научиться.
Глава 11
Я скоро умру.
Я
Стоя среди высоких вязов, — таких толстых и громадных, что сквозь их раскидистые ветви пробивались лишь отдельные лучи света, — я чувствовала, как из меня выходит жизнь.
От прохладного воздуха по моим голым рукам бегали мурашки. Я безуспешно попыталась вздохнуть и опустила взгляд на красивое белое платье, щекочущее мои ноги — платье, которое я была так рада носить.
Из моей груди, портя лиф платья, текла кровь. Прижимая дрожащие руки к ране, я надеялась остановить алую жидкость, струящуюся между пальцами, но бесполезно.
О боги, я скоро умру.
Мои колени подкосились, но я не упала на землю. Чьи-то руки подхватили меня и прижали к себе. Я заморгала и, пытаясь сосредоточиться, прильнула к теплой, твердой груди. На меня смотрели глаза цвета янтаря.
— Сет, — прошептала я. — Не отпускай меня.
— Нет. — Его лицо исказилось. Глаза наполнились слезами. Он приподнял мою голову и коснулся губами лба. — Я никогда не отпущу тебя, Джози. Никогда.
Мои руки упали к бокам. Я пыталась заговорить снова, сказать ему, что люблю его и всегда буду любить… но не могла выдавить ни слова.
— Джози, — чуть дрогнувшим голосом сказал он, раскачивая меня из стороны в сторону. — Я люблю тебя. Люблю и не отпущу. Я никогда тебя не…
Задохнувшись, я резко выпрямилась и распахнула глаза. Они встретили темноту, а тело запротестовало против внезапного движения. Боль была повсюду — в мышцах, костях и коже. Наверное, даже в волосах. Болело все, но я была жива.
— Это был сон, — хрипло прошептала я, осторожно прислонившись к твердой холодной стене. — Всего лишь сон…
Но в нем было что-то другое. Что-то слишком ясное и четкое, слишком реальное. Я чувствовала кожей свежий воздух, ощущала металлический запах крови и слышала Сета. Я
Но его здесь не было.
Похожие сны приходили ко мне во время пребывания в Ковенанте в Южной Дакоте. Они предупреждали меня, что он придет. Голос, звучавший в них, принадлежал Атланту, и он действительно пришел. Те сны были… своего рода вещими, и тогда у меня, так же, как сейчас, болели виски. Я не знала, можно ли вообще называть снами то, что я видела. И если это не простые сны, то, может, в реках крови на белом платье кроется какое-то предупреждение?
Сейчас все это не имело значения.
Устало закрыв глаза, я сжала губы, чтобы подавить рвущийся наружу всхлип. Мысли расплывались, и несколько минут я сидела неподвижно, стараясь успокоиться.
В горле ощущалась сухость, а в животе — пустота. Я ужасно хотела есть и пить и не могла вспомнить, когда в последний раз у меня был стакан холодной воды или еда, которая не напоминала бы на вкус заплесневевшие гамбургеры или, может, гнилую картошку фри.
Титаны, как правило, забывали нас кормить, а когда все же кормили, то, казалось, специально приносили самые отвратительные продукты. Однако порой желудок сводило от голода так, что нам было все равно, что закидывать в рот. Мы приходили в отчаяние.
Мне казалось, что я сама превратилась в сплошное отчаяние.