Борьба буров с Англиею (Воспоминания бурского генерала)

И затем. Положим, мы спасли бы женщин и детей, но сами себя подвергли бы, все-таки, той же опасности умереть с голоду, потому что очень немногие могли бы уйти в Капскую колонию вследствие недостатка лошадей. В большой части восточных округов Трансвааля не было почти совсем лошадей, а те немногие лошади, которые еще оставались, были так слабы, что никуда не могли бы двинуться.

Число сражавшихся буров уменьшилось значительно и не превышало 10.000 человек в Трансваале, 6.000 в Оранжевой республике и около 4.000 человек в Капской колонии. В общем, нас набралось бы около 20.000 человек всего-навсего.

Во всяком случае, мы, может быть, еще не так скоро сдались бы, если бы не получали худых вестей из Капской колонии. Но теперь у нас не было никакой надежды получить оттуда утешительные вести.

Взвесив все это, мы смотрели беде прямо в глаза. Можно себе представить, как нам всем было тяжело в Фереенигине. Друг от друга мы узнавали обо всем этом и знали, что где, в каком округе делалось, и одна мрачная картина сменялась перед нашими глазами другою, еще более мрачною. Что могли мы сделать?

Мы принуждены были покориться своей участи, принять английские условия и сложить оружие.

Самою горькою была мысль, что мы не помогли ничуть нашим братьям из Капской колонии и Наталя, разделившим наш жребий. Эта мысль причинила мне много бессонных ночей. Но мы, ведь, не могли ничего изменить. И раз уже случилось то, что произошло, разве нельзя было ожидать, что правительства Капской колонии и Наталя, поощряемые британским правительством, скоро убедятся, что наилучшим путем будет полная амнистия и прощение. Это совсем ведь не бессмысленно с нашей стороны ожидать этого от британского правительства, если принять в соображение, что действия колонистов нужно приписать единству крови с нами, благодаря чему они связаны с нами естественными узами. Ничто так сильно не руководит действиями человека по отношению к другим людям, как их кровное родство с ним.

От правительств обеих колоний зависит вникнуть в то, что, подарив им полную амнистию, они могут рассчитывать на желательное процветание южной Африки.

Вечером 31 мая 1902 года члены правительств обеих республик прибыли в Преторию. Они немедленно отправились к лорду Китченеру.

Там же находился и лорд Мильнер.

Мирное условие - британское предложение, принятое уполномоченными от народа - было подписано.

Это был вечер, которого никто из нас никогда не забудет. Какой страшный переворот в эти несколько минут времени! Что тогда было сделано в эту ночь, того уже не переменить более. Решение, принятое в собрании, еще могло бы быть пересмотрено, но документ, подписанный при таких обстоятельствах обеими сторонами, не может уже развязать рук ни той, ни другой из сторон.

Каждый из нас, подписавший документ, в глубине души своей сознавал, что его долг был поступить так, а не иначе. Было горько, но все-таки уже не так горько, как в тот день, когда уполномоченные бурского народа пришли к заключению, что подписать условия мира необходимо. Тогда мы страдали еще более!

2 июня 1902 г. все депутаты уехали из Фереенигинга, каждый из нас в свой отряд для того, чтобы сообщить храбрым и упорно сражавшимся бюргерам об печальном известии, что драгоценная независимость утрачена, и приготовить и их к сложению оружия известного числа и в известном месте.

Я уехал из Претории 3 июня с генералом Эллиотом, который отправился со мной, чтобы принять оружие от буров в различных пунктах.

5 июня первые отряды положили оружие около Вредефорта. Что это были за невыразимые минуты для меня и для каждого бюргера, приносившего в жертву самое драгоценное, что у него было - свою независимость!

Мне случалось несколько раз стоять у одра умирающего и хоронить близких мне и дорогих моему сердцу людей - отца мать, брата, друга, подругу, - но что я теперь испытал, то превосходило все остальное - теперь я хоронил свой народ...

7 июня я прибыл в Рейц, где складывали оружие отряд Вреде, Гаррисмита, Гейльброна и Вифлеема. Должен ли я был быть и далее свидетелем того, как бюргеры складывали оружие, должен ли я был себя подвергать этой мучительной пытке, переходя от отряда к отряду? Нет, Нет! это было уже слишком! Я решил отправиться к другим частям войск, всюду сообщать бюргерам печальное положение вещей, разъяснять, почему нужно принять условия мира, как бы это ни было нежелательным, но затем удаляться перед тем, когда бюргеры сдавали оружие генералу Эллиоту.

Везде я находил недовольство, разочарование и ничем не выразимое гнетущее состояние - всюду, вплоть до последнего места, где бюргеры генералов Нивойта и Бранда складывали свое оружие.

Народ принял свой жребий! Но мы думали, что силы, покорившие нас и под власть которых мы теперь были отданы, и которые мы, положив оружие, признали своим правительством, осторожным обращением более могли бы расположить в свою пользу.