Со своей стороны, Зиновьев и Каменев тоже демонстративно игнорировали Троцкого. Входя в зал заседаний, они с ним не здоровались. Это выглядело как ребячество, и наблюдавший как-то такие взаимоотношения очевидец с удивлением свидетельствовал, что в отличие от них появившегося Троцкого Сталин встретил спокойно и даже приветливо: выйдя навстречу, подал руку.
Стиль интриг и недовольное брюзжание являлись психологическим камертоном поступков Зиновьева и Каменева. Словно сиамские близнецы, они не могли существовать друг без друга, и, вечно суетившиеся, они постоянно против кого-то боролись. Причем в этой связке двух посредственностей более самостоятельного Каменева обычно настраивал трусоватый Зиновьев.
Они не могли существовать без интриг. И возникшее не без оснований беспокойство и опасения по поводу властолюбивых амбиций Троцкого постепенно в их сознании сменились настороженностью, связанной с растущим влиянием Сталина. Теперь оба ревностно следили за шагами Генерального секретаря и проявляли подчеркнутую строптивость даже в непринципиальных вопросах.
Запрет на торговлю водкой в России царское правительство ввело еще с началом Второй мировой войны. Промышленность не производила напитки крепостью выше 20 градусов до конца 1921 года, и страну захлестнуло самогоноварение. В условиях падения производства и сокращения доходов государства Сталин летом 1923 года вынес на рассмотрение Пленума ЦК предложение по разрешению продажи крепких спиртных напитков, включая водку.
Это вызвало резкий протест Троцкого. Руководствовавшийся принципом «чем хуже, тем лучше», он написал заявление, отвергавшее саму идею легализации водочной торговли. Правда, когда Пленум не поддержал ни Сталина, ни Троцкого, то Политбюро благоразумно приняло решение воздержаться от разворачивания дискуссии по этому вопросу.
Казалось бы, страсти улеглись, но член редколлегии «Правды» троцкист Преображенский нарушил это решение. Он опубликовал «жареный» материал, и в ответ на этот явный демарш Сталин 30 июля провел в Политбюро постановление о снятии Преображенского с должности и назначении новой редакции газеты.
Это рядовое решение по перестройке редколлегии газеты вызвало новый ажиотаж. Поскольку оно было принято в отсутствие главного редактора Бухарина, то он и отдыхавший вместе с ним на юге Зиновьев усмотрели в действиях Сталина «самоуправство». В тот же день Зиновьев подстрекательски написал из Кисловодска Каменеву: «Мы совершенно всерьез глубоко возмущены... И ты позволяешь Сталину прямо издеваться... На деле нет никакой тройки (Сталин — Зиновьев — Каменев), а есть диктатура Сталина. Ильич был тысячу раз прав».
Странное суждение честолюбивых людей о «диктатуре». Но важно не это. Обратим внимание на последнюю фразу из этого письма. Она свидетельствует, что в этот период с содержанием еще не оглашенного секретного «Письма к съезду» хранившая его Крупская уже ознакомила «близких друзей» Зиновьева и Каменева...
Письмо Зиновьева заканчивалось словами: «Либо будет найден серьезный выход, либо полоса борьбы будет неминуема. Ну, для тебя это не ново. Ты сам не раз говорил то же».
Что это, если не признание в том, что оппозиция уже «оттачивала ножи»? Между тем Сталину стало известно о распространившихся слухах в отношении существования ленинского «Письма к съезду». На его прямой вопрос по этому поводу в обращении к отдыхающим коллегам Зиновьев и Бухарин 10 августа ответили: «Да, существует письмо В.И., в котором он советует съезду не выбирать вас секретарем. Мы, Бухарин, Каменев и я, решили пока вам о нем не говорить по понятной причине... Но все это частности. Суть Ильича нет. Секретариат ЦК поэтому (без злых желаний ваших)... на деле решает все. Равноправное сотрудничество при нынешнем режиме невозможно. Отсюда поиски лучшей формы сотрудничества. Ни минуты не сомневаемся, что сговоримся».
На высказанные в его адрес упреки Сталин в ответе Зиновьеву и Каменеву 11 августа без экивоков пояснил: «Было бы лучше, если бы вы прислали записочку — ясную и точную. Все это, конечно, в том случае, если вы в дальнейшем за дружную работу (я стал понимать, что вы не прочь подготовить разрыв как нечто неизбежное)... действуйте, как хотите...»
В постскриптуме он дописал: «Счастливые вы, однако, люди. Имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы... С жиру беситесь, друзья мои».
Однако «друзья» уже начали импровизацию, и их мышиная возня приняла гротескно-комический характер. Все свелось к тому, что поправлявшие здоровье в Кисловодске Зиновьев, Бухарин, Лашевич, Евдокимов и Ворошилов устроили совещание во время прогулки в горах. Оно прошло в одной из окрестных пещер. И уже сама экзотичность выбора места символично свидетельствовала о воинственных и заговорщицких намерениях участников встречи.