Борьба идей и направлений в языкознании нашего времени

«… свойства данной вещи не возникают из ее отношения к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отношении…»[190].

В этой краткой и предельно ясной формулировке особенно хочется подчеркнуть слова «лишь обнаруживаются в таком отношении». Аналогичную мысль К. Маркс подчеркивал и в других сочинениях, в частности, в «Теории прибавочной стоимости». Здесь он разъяснял важнейший тезис на таком примере: сила притяжения той или иной вещи является силой самой этой вещи, но подобная сила может остаться до известного времени скрытой, пока не появляется другая вещь, способная притянуть к себе первую. Все это нисколько не мешает объективности существования всех свойств первой вещи[191].

Вопрос о том, что, например, такое «расстояние между буквой А и столом», представляется бессмысленным прежде всего потому, что понятия (буква А, стол), между которыми предлагается установить отношение, сами по себе несоотносительны. Даже если представить, что подобные понятия когда-нибудь станут соотносительными, тогда надо будет заняться субстанцией буквы А и субстанцией стола, а затем уже показать, какие отношения между ними возможны и какие – невозможны. И здесь в уже знакомой формуле aRb, а и b не менее существенны, чем R. Больше того, R (отношение) оказывается возможным только при соотносительности а и b на данном этапе развития определенной науки.

То же оказывается и в любом естественном (национальном) языке, а следовательно, и в науке о языке. Ранее приведенные примеры и иллюстрации показывают справедливость подобного толкования формулы aRb. Само познание человека было бы вообще невозможным, если оно в равной степени не опиралось на познание фактов (явлений) и на установление связей (отношений) между данными фактами (явлениями).

В.И. Ленин был глубоко прав, когда подчеркивал:

«Материалистическая диалектика Маркса и Энгельса безусловно включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т.е. признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине»[192].

Здесь особенно важно отметить: материалистическая диалектика, включая релятивность, отнюдь не сводится к ней. Вещи сохраняют объективность существования, хотя и оказываются исторически изменчивыми. Подобно этому значения слов и грамматических категорий включают релятивность, но не сводятся к ней. Они существуют вполне объективно в процессе их же исторического развития.

Нередко приходится слышать, что современное состояние изучения математики и физики должно изменить наши представления о соотношении между объективным и релятивным «началами в природе самих вещей» в пользу абсолютной релятивности. Это, разумеется, неверно. Вот что говорит по этому поводу один из крупнейших физиков нашего столетия Макс Планк:

«В отношении физики мы имеем основания утверждать, что уже современная картина мира, хотя она… сверкает различными красками в зависимости от личности исследователя, содержит в себе некоторые черты, которых больше не изгладит никакая революция ни в природе, ни в мире человеческой мысли. Этот постоянный элемент, не зависящий… ни от какой мыслящей индивидуальности, и составляет то, что мы называем реальностью»[193].

Подобное понимание реальности характерно для многих больших ученых нашей эпохи, имеющих дело не только с абстрактной теорией, но и с практикой изучения самой этой реальности[194].

Хотя учение об относительности в широком смысле (под воздействием более специальной теории относительности А. Эйнштейна) действительно является детищем науки XX столетия, однако истоки самого этого учения уходят, как я уже отмечал раньше, не только в прошлое столетие, но и в гораздо более ранние времена. Разумеется, это было еще иное понятие об относительности по сравнению с его современными различными истолкованиями.

В 1927 г. проф. Н.И. Новосадский в большой вводной статье к новому русскому переводу «Поэтики» Аристотеля писал: