Борьба как внутреннее переживание

Во второй половине дня я посещаю друга, который командует правым флангом соседнего полка. Чтобы добраться до него, мне нужно пройти через расположения двенадцати рот. После шестого участка мне нужно показывать свое удостоверение, потому что люди там меня уже не знают. После многих расспросов я добираюсь до журавлиного окопа, в котором он проживает. У него как раз гости, мы играем в польскую лотерею и наливаем себе шнапс из походной фляги. Так время проходит очень быстро, и когда мы как раз делаем самый лучший глоток, мне приходится снова прощаться, так как я вспоминаю, что в девять часов начинается мое дежурство по траншее.

Я бреду назад по бесконечной траншее, из углов которой уже клубятся сумерки. Вокруг каждого входа в подземный ход сидит группа серых фигур, дрожащих от холода и молчаливых. Ранняя сигнальная ракета вскакивает, шипя, и посылает свой свет над пустыней серебряными, дрожащими волнами. Потом она гаснет в подавляющей тишине. Ночные часовые подтягиваются наверх.

Прошел еще один день из многих, которые мы тут еще проведем. Снова были маленькие споры и согласие в этой странной общности, как всюду, где люди живут совместно. Но, все же, наконец, это именно большая судьба несет нас всех на одной и той же волне. Здесь мы однажды все вместе как организм противостояли враждебному внешнему миру, как люди, которых, несмотря на их маленькие проблемы, страдания и радости, все же, охватывало одно, более высокое задание. Здесь спорят, здесь кое-как уживаются друг с другом, здесь вместе сражаются и страдают, и спорят со своим временем, которое не понимают, чтобы, вероятно, однажды позднее понять, что все это происходило по воле большого и последовательного разума, который покоится также и над этим зловещим пейзажем.

12. Страх

Меловая пещера настолько туманна, что свет от свечи уплотняется в темно-красные, дрожащие шары. Едва ли кто-то мог бы подумать, что так много людей могут жить вместе так тесно. Я сижу на ящике с гранатами напротив командира боевых групп, отделенный от него только картой. Он уже много дней почти не спал, неутомимо пляшут тонкие мышцы на его худом лице. Без сигареты он мгновенно свалился бы.

Когда так сильно устаешь, то у вещей сильно проявляется что-то зловещее. В углах слышишь насмешливый шепот и шорох, человеческие лица принимают злобное, коварное выражение. Хочется заплакать или ударить кулаком какую-то злобную рожу.

«Итак, в 6.30 вы выступаете. Неожиданно. Когда захватите вторую траншею, вы можете разведать ущелье мертвецов, в котором должны находиться сильные резервы. Нужно постараться как можно быстрее подвести их под действенный огонь. Если вы раньше натолкнетесь на сильное сопротивление…»

К чему он все это рассказывает? Чистая злость. Его слова действуют мне на нервы. Я хочу спать, дома, на белой постели, и не думать ни о чем.

«Все ясно или еще вопрос?»

Я просыпаюсь. Шатаясь, выползаю наружу. Свободный ночной воздух действует на меня хорошо. Люди лежат со своими винтовками.

«Мы должны атаковать. Более подробные приказы потом. Винтовку в руки, не в ногу – марш!»

Не в ногу. Люди часто говорят в шутку об этой команде: «Без цели». Наверное, кто-то теперь так же злится на меня, как я только что злился на майора. Эта тишина, сдержанная ярость, в которую молча вгрызаешься все глубже, в которую прячешься, как растерянное животное в свою пещеру. Кто-то всегда должен быть виноват.

Как сверкает Луна на стволах винтовок. Это накопившаяся сила. Мы уже наверняка захватим обе траншеи, энергично, со знанием дела, и как всегда с целеустремленной техникой. Потом перед нами лежит ущелье. Затем стопятьдесят, нет, вероятно, всего стодвадцать винтовок палят по резервам. Тогда застучат замки и никто не сможет выбрасывать пули из раскаленного ствола так быстро, как он хотел бы. Нам предстоит большое дело, может быть, о нем даже упомянут в оперативной сводке командования сухопутных войск. И тот, кто отделается от темной, бормочущей тени за мной, тот расскажет позже: «Дружище, вот тогда это было настоящее дело. Стреляли с руки! Это поднимало настроение. Наверное, как раз то, что было нужно. Это была еще война!»

Это также несказанно увлекательно, когда люди встречаются в бою. Они потом на протяжении всей своей жизни рассказывают об этих мгновениях. Недавно мы нашли в письме погибшего американца фразу: «Война очень интересна. Еще интереснее, чем охота на тигра».