Борьба с членсом

— Привет, Цмип! — вдруг раздалось откуда-то справа, на языке, который Цмип, почему-то, хорошо понимал.

Он повернулся и у видел еще одно существо, довольно сильно отличавшегося от остальных и бывшего двуруким, двуногим и двуглазым.

— Привет, Цмип! — повторило это существо, подходя. — Добро пожаловать на Солнышко!

— Кто вы? — изумился Цмип. — Почему я вас понимаю? Как я говорю?… Что за язык…

— Этрусский, — немедленно ответило существо, самодовольно улыбнувшись. — какая разница! Наконец-то ты прибыл! Я тебя ждал!

— Да кто вы?! — осклабился Цмип, протянув вперед свои четыре руки.

— Здесь меня зовут Слад, — добродушно молвило существо. — А ты меня, наверное, и не помнишь. А ведь мы встречались! И ведь это я тебя отправил на Звезду. Ну, как там?

— отвратительно, — машинально сказал Цмип.

— Отлично. Я так и думал. Все идет по плану… и вообще. И ты, наконец, здесь!

— Да кто же вы?!..

— Ты не можешь меня помнить, — весело проговорил Слад. — Тебе придется многое узнать… И нам с тобой…

— Да кто ты, блинчики!.. — Цмип угрожающе двинулся вперед.

— Спокойно, спокойно, — Слад отошел слегка назад. — Я — Светик! А это, — он указал левой рукой, — солнышки!

30

Прошел достаточно протяженный отрезок времени, в течение которого Цмип пробовал осмыслить увиденное и услышанное, и увязать это с опытом всей своей предыдущей бурной жизни.

Он помнил рождение на Звезде, миазмы прошлых катаклизмов, маразмы высших организмов, щупиковые трюизмы, и Яж, напоминющее клизму. Он четко представлял своего отче — Зинника, потенциальных своих мамаш; какую-то род. клиннику, или же просто шалаш (формы огромного финика), где он явился на свет, в облике звезда-циника. И всегда — устремленность вниз, паа-аастоянное хулиганство, его вечный дурацкий девиз: стать воплощеньем поганства! Но неумолимая правда высокого рождения мешала его вырождению. Его собственная нимбовость, такая же, как у всех, неограниченность, святость, мощь, убивали его внутреннюю клевость, его злобную радость, животность… если б мочь! И он смог быть гнусным и гневным, он смог превратиться в два; он восстал над благодатью ежедневной и чуть не жочемукнул едва! Учёбище, звезды, звезды, педитация в говне, — этой жизни полеты, разъезды: всё, что было со мной — во мне!

Цмип даже вспомнил слизистую желтую матку Зинника, из которой ему было суждено вылезти во Вселенную. И все остальное он ярко помнил, особо не напрягаясь: говки, Тьюбюща, Склагу, судзуд, машину времени, блюбовь, гермафлорацию, бздетство, яжеложество и, конечно же, мочку Доссь!.. И убийство самого себя, благодаря которому он стал таким, каким сейчас был. Но до матки ничего не было, как не может быть личинки до яйца, или восрксения до Творца.

— Не помню я никакого светика, — мрачно пробурчал Цмип, опять удивившись ясной вразумительности своей речи, осуществляемой всеми порами Цмипового тела на язык, который он знал, не знал.

— Пройдемте, — предложил Слад, указывая своей шестипалой рукою на белый куб.

Цмип напряг мускулы, косо взглянул на солнышек в строю и медленно, с достоинством, зашагал к кубу. Слад тут же сорвался с места и подскочил туда первым.

— Как сюда входить? — спросил Цмип.

— Как всегда, — ответил Слад.

Он двинулся вперед и исчез за матовой, какой-то воздушной стенкой куба. Цмип удивленно посмотрел на стенку, затем шагнул прямо в нее и оказался внутри, не почуяв телом никакого препятствия.

— располагайся, — вежливо сказал Слад и простер свои руки, указывая на обстановку внутрикубовых покоев.

Цмип осмотрелся. Убранство состояло из ряда каких-то студенистых синеватых бесформенных сидений, черного столика посреди и еще какого-то ромбического предмета, то и дело неожиданно вспыхивающего разноцветными огнями.

— Это что? — спросил Цмип, поглядев на предмет.

— Констриктор, — ответил Слад. — Восседайте.

Цмип подошел к противоположной стене, вытянул вперед свою руку и осторожно коснулся ею слегка колыхающегося сидения, которое тут же геометрически оформилось в нечто угловатое, четкое и упругое; Цмип забрался на него, разбросав свои четыре слизистые ноги и поставив совершенно прямо, вертикально свой головоторс, затем расслабил руки, сделав их мягкими и волнистыми, и они повисли вдоль головоторса, словно незадействованные щупики отдыхающего звезда.

— Что вы можете мне сообщить? — спросил Цмип. — Я ничего не вспоминаю. Что такое "Светик"?

— Я, — немедленно ответствовал Слад, присаживаясь напротив. — Хотите влаги?

Только сейчас Цмип заметил, что на столике стоит красный сосуд, похожий на брусок, в котором несомненно что-то находилось.

— Хочу, — сказал он.

Слад встал, взял брусок-сосуд и протянул его Цмипу. Тот приставил сосуд к одной из своих ног и всосал в себя жидкость, которая там в самом деле была.

— Что это? — спросил он, отбрасывая пустой сосуд на пол куба.

— Влага, — посторил Слад. — Хорошо мозги прочищает. Ну, эйфория, легкие причуды… Сейчас сам увидишь. Я думаю, это облгчит тебе понимание того, что я сейчас буду излагать.

Цмип в испуге завибрировал.