Новый 1918 г. патриарх ознаменовал посланием (от 19 января), которое явилось злобной клеветой на революцию. В послании Тихон предостерегал народ от вступления в какие-либо контакты с Советской властью и призывал прихожан оказывать сопротивление правительственным мерам, «пострадать за дело Христово».
20 января состоялось соборное присутствие. Открывая сессию, патриарх подчеркнул, что собор должен направить все свои усилия на борьбу с большевиками, а устройством церковной жизни он может заняться и потом. Все присутствующие единодушно одобрили антисоветскую деятельность Тихона и приняли решение разослать по консисториям «богоугодное» послание «святейшего» с предложением перепечатать его в приходах и распространить среди прихожан.
Московские церкви мгновенно откликнулись на этот призыв. Послание размножили. С амвонов полились контрреволюционные проповеди. Из Москвы «слово патриарха» пошло гулять по многочисленным епархиям России. Вскоре стали поступать сведения с мест, что в селах подозрительные личности распространяют контрреволюционное послание Тихона, призывающее свергнуть Советскую власть.
Духовенство еще до опубликования декрета об отделении церкви от государства объявило непримиримую войну пролетарской власти[27].
После принятия декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» контрреволюционная деятельность духовенства усилилась. Декрет явился правовым актом, обеспечивавшим полную свободу совести, направленным на раскрепощение народа, освобождение его от религиозных пут. Воплотились в жизнь слова В. И. Ленина, который еще до Октября говорил: «Полное отделение церкви от государства — вот то требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви»{114}.
Опубликование и проведение в жизнь декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» духовенство расценило как покушение на весь строй церковной жизни. В знак протеста собор прпзвал все церкви Москвы устроить специальные молебствия и крестные ходы. На соборном заседании протопресвитер Н. А. Любимов сообщил, что 28 января намечается крестный ход, который завершится молебствием на Красной площади. Рекомендовалось отслужить молебны и в других местах.
Началась подготовка антисоветской демонстрации. Широко распространялось контрреволюционное послание патриарха. Члены собора заранее отправились в приходы. Накануне во всех церквах служили всенощные. Попы подстрекали толпу к антисоветским выступлениям.
26 января Моссовет принял решение, не запрещая проведение крестного хода, ограничить его масштабы. Командующему войсками МВО, комиссару по гражданской части Москвы и главному штабу Красной гвардии поручалось принять все меры к предотвращению возможных погромов. Районные Советы приводились в боевую готовность. Население извещалось об антисоветской направленности манифестации.
С разоблачением поповского фарисейства не раз в 1918 г. выступал большевистский МК. Так, одна из его листовок отмечала; «Завтра потянутся на площадь все тунеядцы, монахи, монашки, фабриканты, купцы, ростовщики, интеллигенты, которые с детства не ходили в церковь и только теперь вспомнили о боге, когда провалился их саботаж. Пойдут завтра и старики, и темные женщины, которые привыкли гнуть спины перед сильными мира сего и у которых нет сил и смелости их разогнуть…
Но завтра не будет тех, кто перестал гнуть шею перед богатым, кто борется на деле за братство, свободу и равенство, кто «душу свою полагает за други своя», кем воистину руководит «любовь к ближнему своему, как к самому себе». Не будет завтра тех, кто борется за освобождение себя и всего человечества от гнета и насилия капитала, против возобновления братоубийственной войны во имя его, против обмана и темноты, которые сеют попы, служа не богу, а мамоне»{115}.
28 января 1918 г. во главе состоявшегося крестного хода шли участники церковного собора, открыто продемонстрировавшие свою ненависть к Советской власти. За ними тянулись немногочисленные богомольцы. Расчеты церковников на то, что за ними пойдут рабочие, все население Москвы, не оправдались. Сознательные граждане выступили против провокационной затеи. В своих письмах они разоблачали ее антисоветскую сущность. 26 января Моссовет от одного из жителей получил письмо, в котором прямо говорилось, что попы готовятся устроить «кровавую баню». Далее автор просил принять все меры к «недопущению бойни»{116}. Другой москвич счел своим долгом поблагодарить за воззвание к гражданам города, а также за позицию в отношении крестного хода.
Однако антисоветская агитация оказывала влияние на определенную часть населения.
14 февраля из Ярославля от комиссара Упорова поступила телеграмма, в которой говорилось, что в связи о разнузданной пропагандой духовенства в городе и окрестностях объявлено чрезвычайное положение.