Борьба со смертью

Она не стала с ними разговаривать, а отправилась к самому Страндбергу и начала плакать и просить: «Пожалуйста. пожалуйста, доктор, нельзя ли мне принимать эти световые ванны».

Страндберг заглянул ей в горло и вздрогнул, хотя он был закаленным человеком. У нее был сильный жар; жесточайший туберкулез легких. Страндберг знал, что она безнадежна. Он попытался отговорить ее, но она продолжала просить.

... Хорошо, если она на две недели ляжет в постель, а потом придет, то он согласен...

Несчастная газетчица опустилась тогда на колени и обняла ноги Страндберга.

- Мой муж умер от чахотки, доктор, и мои дети, все четверо, больны. Я должна продавать газеты для них. Для них я должна...-Отчаянный, еле слышный шопот...

Через месяц ей стало немного лучше. Она уже могла проглатывать пищу без мучительных болей. Она все еще говорила шопотом, но уже не была такой худой, как раньше. Она начала прибавляться в весе... «Теперь вы должны перестать работать, - сказал ей Страндберг,- теперь у вас действительно есть надежда на выздоровление».

Она пообещала Страндбергу все, что он захочет. Только... только пусть он позволит ей сидеть под этой лампой. Она чувствовала, как крепнет от этого света. Ужасная слабость стала уже не такой ужасной...

Страндберг, занялся другими больными, потерял ее из виду. Потом он поехал путешествовать. Вернувшись, он как-то вечером медленно вел свой автомобиль сквозь людные улицы Копенгагена - и вдруг увидел маленькую женщину; она подбежала к остановившемуся трамваю, громко выкрикивая названия газет.

Это была та самая маленькая газетчица.

Страндберг пришел в ярость от ее непослушания... Он велел ей не работать и, главное, не пробовать разговаривать, а вот она кричит. Через несколько дней, когда она появилась в Финзеновском институте, строгий Страндберг начал, как он выразился, ее усовещевать.

- Но, доктор, - и ее голос звучал совершенно чисто, - мой муж умер, я должна заботиться о детях... и потом, я теперь чувствую себя отлично..

Страндберг улыбнулся, говоря,со мной: - В этом я согласился с ней, посмотрев ее горло. Оно совершенно зажило.

VII

Кроме удачи в подборе неимущих пациентов, Страндбергу в значительной мере помогло его неуважение к медицинским авторитетам. Когда он впервые облучал, чуть не до пузырей, землистые, худые тела своих несчастных пациентов светом дуговой лампы, у них подымалась температура. Это было ужасно для начала. Температура становилась все выше, а по данным медицины, это предвещало беду.

Но у Страндберга было одно твердое убеждение - нечто вроде уверенности Вагнер-Яурега, и он только улыбался хлопал всех пациентов по плечу и говорил им, что как раз этого и хотел. Очень хорошо, что температура повышается. Это доказывает, что они реагируют на лечение. Если бы температура у них оставалась нормальной, вот тогда бы он знал, что ошибся. Они слушали и доверчиво улыбались ему.

Он не был педантом, и когда температура становилась слишком высокой, прекращал ванны, но только на несколько дней, а потом снова заливал их сильным голубым светом, осторожно дозируя продолжительность ванн. То, что произошло потом, казалось фантастикой каждому, кто понимал всю безнадежность и ужас туберкулеза горла. Когда их тела покрывались загаром, их провалившиеся щеки становились полнее. У них прекращались ужасающие боли в горле, и они рассказывали ему, что могут глотать, есть. Сначала они говорили шопотом, потом хрипло и, наконец, громкими, чистыми голосами.

Страндберг был закаленным человеком, но все же нищета этих людей пугала его. Он знал, что лечение одними световыми ваннами слишком продолжительно. Как ускорить его? На основании горького опыта (больные умирали один за другим) он знал, как опасны прижигания туберкулезных язв в горле. Но постойте. Ведь несомненно, что уже Финзен получил намек на ускорение лечения волчанки летом, когда его больные сидели в саду Института на солнце...

Только от общего состояния больного зависит, сможет ли он перенести операцию или каутеризацию [21] горла. Теперь Страндберг уже знал, что с помощью пылающего кратера дуги может улучшать это общее состояние. Теперь, когда его пациенты прибавились в весе, когда они могли есть, когда щеки их окрасились уже не лихорадочным румянцем, когда лабораторная проба на скорость оседания эритроцитов [22] показывала восстановление нормального состава крови, он мог сказать, что его дуговая лампа вызывает нечто, называемое учеными врачами «иммунно-биологической реакцией».[23]

Это прекрасное, многозначительное выражение звучит, конечно, гораздо лучше, чем простые слова «улучшение общего состояния».

Теперь Страндберг уже заранее мог сказать, убьет ли больного операция или ускорит его выздоровление. Когда свет дуговой лампы возбуждал в организме больного какие-то еще неизвестные, истребляющие микробов химические процессы, это был самый подходящий момент для прижигания горловых язв.

Вот Страндберг с чудесной ловкостью манипулирует электро-каутером, наносит последний удар туберкулезу, и эти люди снова получают возможность зарабатывать свой хлеб.

VII