Борьба со смертью

Его болезнь была таинственна... и к этой реакции крови они прибегли, как к последнему средству. Если бы все происходило на Мальте, каждый врач узнал бы мальтийскую лихорадку.

Но это была Америка, и больной клялся, что никогда не пил козьего молока и даже не подходил ни к одной козе. Признавался, однако, что очень любит сырое коровье молоко.

Пока она читала письмо, ее волнение все возрастало. Усталость прошла, в голове прояснилось, и, выстроив на столе длинный ряд пробирок, Ивэнс приступила к сложным реакциям, которые, как она ошибочно думала, должны были помочь ей различить эти два вида микробов. Прошло два дня. Недомогание Ивэнс все усиливалось, и она еле передвигалась от своего стола к термостату и центрифуге. Но теперь она была уверена, что... К счастью, ей было еще неизвестно, что микробы Банга и Бруса не простые, а сиамские блпзнецы, и что даже ее чувствительнейшие реакции не могут их различить. Но несомненно - микроб, вызвавший заболевание того несчастного, что лежал в госпитале Джона Хопкинса, - микроб Банга..

VI

Ивэнс сама была тяжело больна, но все еще представляла собой амбулаторный случай, как это называют врачи, то-есть еще держалась на ногах. Поэтому она продолжала взбираться на холм, где помещался институт, и смотреть в микроскоп, точно так же, как делали это все работники этого института в тех случаях, когда им, в сущности, уже давно следовало лечь в постель. Конечно, не будучи врачом, она не могла отправиться на поиски больных мальтийской лихорадкой. Но были и другие возможности взять быка за рога.

Она взяла понемногу от сотен пробирок с кровью, присылавшихся по традиции в красное кирпичное здание для исследования на реакцию Вассермана. Из пятисот проверенных ею проб пять дали положительную реакцию на мальтийскую лихорадку. Из этих пяти - две (к счастью, она не знала, что и при ее сложнейших методах эти микробы неразличимы) свидетельствовали о заражении микробом Банга, а не Бруса.

Хорошо... Если возбудитель коровьей болезни оказывается болезнетворным для людей, то возбудитель мальтийской лихорадки должен быть болезнетворным для коров. Она отправилась к своим старым друзьям в агрономический институт и дала им культуры микробов Бруса, выделенных из крови одного жителя Аризоны, который неосторожно пил козье молоко. Этот микроб вызвал такой жe выкидыш у коровы, как если бы она была заражена микробом Банга. Все экспериментальные данные показывали, что нет различия между теми и другими микробами. Ивэнс лихорадило, у нее болело все тело. Она сдалась...

На всемирном конгрессе по вопросам молочного хозяйства, состоявшемся в октябре 1923 г., в Сиракузах, ее смелый доклад... был прочитан кем-то другим, потому что Ивэнс перестала быть амбулаторным случаем и лежала в больнице.

На торжественном заседании солиднейших скотоводов было оглашено:

«Возникает вопрос, почему же в Америке, несмотря на употребление сырого молока, не наблюдается болезни, сходной с мальтийской лихорадкой?»

Скотоводы насторожились.

«Но ведь неизвестно, не является ли bacterium abortus возбудителем целого ряда легких заболеваний, распространенных в Америке, причина которых, особенно в случаях не очень высокой температуры, не выяснена».

Дальше эта молодая, никому до тех пор неизвестная женщина высказывалась еще решительней.

«Даже если нет никаких других оснований для пастеризации молока, все же было бы величайшей безответственностью продавать сырое молоко, содержащее bacterium abortus».

Они все, конечно, знали, что не только в Америке, но и по всему миру молочный скот заражен этим микробом Банга.

Вскоре после этого, когда Ивэнс почувствовала себя достаточно сильной, чтобы дотащиться до лаборатории, она узнала, что заболел её лаборант Пулер... Он возился с культурами микробов Банга и Бруса... Может быть... Она исследовала его кровь: нет, ничего. Но производя исследование крови Пулера, Ивэнс для контрольного опыта взяла свою кровь, которую она считала «нормальной».

Кровь Ивэнс дала положительную реакцию на мальтийскую лихорадку.

Так, совершенно случайно, она обнаружила, чем именно болела.

VII

Она чувствовала себя то лучше, то хуже. Единственная женщина среди закаленных мужчин, работников Института, она скрывала от них свое недомогание, боялась, что они подумают: «Только женщина может так шуметь из-за пустяков!» Теперь, когда ее темные волосы начали седеть и ей приходилось покинуть поле битвы, появились первые признаки сенсации, начинался всеамериканский скандал по поводу мальтийской лихорадки. Какая-то ирония была в том, что толчок к объединению врачей и ветеринаров для совместной борьбы с мальтийской лихорадкой дал не какой-нибудь солидный врач или ветеринар, а Ивэнс, в сущности всего лишь лаборантка.