Борьба у престола

Бенигна с истинным наслаждением осматривала нарядную спальню, хорошо натопленную, ярко освещенную. Она с обычной заботливостью накормила детей и укладывала их спать в чистые, мягкие постели. Она сама тоже чувствовала себя усталой и хотела спать.

В столовой за обильно сервированным столом сидели мужчины. Рейнгольд отослал слуг.

– Ну, теперь говори, – произнес Густав спокойным голосом.

– Если ты думаешь услышать что‑либо приятное, – раздраженно начал Рейнгольд, – то ты очень ошибаешься. Не знаю, право, на что надеется Остерман, подводя нас под топор!..

При этих словах Бирон побледнел. Это доставило Рейнгольду видимое удовольствие. По крайней мере, не один он боится.

– Да, – продолжал он. – Вы все и Остерман можете быть покойны. Вы представители ландратов, вроде послов, вам ничего не сделают. Но вот чьи головы непрочны, – он указал на свою голову и на Бирона.

И Рейнгольд с жаром, в самых мрачных красках описал положение. Присяга принесена. Всякая власть у императрицы отнята! Немногочисленные ее сторонники притихли. Сама императрица через него, Рейнгольда, сообщила Остерману, что отказывается от всякой борьбы и просит на нее не надеяться, так как она совершенно бессильна. А этот упрямый старик все хочет заставить ее поступить по – своему даже после того, как все его первоначальные планы погибли!

Бирон слушал слова Рейнгольда, как слушают смертный приговор. Барон Оттомар и граф Кройц слушали внимательно и спокойно. Им действительно нечего было бояться. Самое большое, что могли с ними сделать, – это попросить поскорее уехать обратно.

– О, Густав, Густав! – в отчаянии воскликнул Бирон. – Ты погубил меня! Зачем, зачем я послушал тебя! Может быть, действительно этот проклятый старик сошел сума!.. Или нарочно хотел заманить меня сюда, чтобы выдать князю Долгорукому!..

Бирон схватился за голову и как помешанный забегал по комнате. Густав глядел на него с холодной усмешкой.

– Ты опять обращаешься в бабу, Эрнст, – сухо сказал он. – Я говорю тебе, что только один Остерман мог придумать то, что придумал он. Неужели ты думаешь, что мой прекрасный брат что‑нибудь понимает? Это не его ремесло, – презрительно добавил он. – Я завтра же повидаю Остермана. А теперь, я полагаю, надо спать. А вас, господин обер – гофмаршал, я буду иметь честь просить завтра доложить императрице, что депутация от ландратов униженно ходатайствует об аудиенции у ее величества.

XXIII

Рано утром Макшеев явился с рапортом к фельдмаршалу Михаилу Михайловичу. Фельдмаршал внимательно выслушал его, и по его грозно сдвинутым бровям Макшеев понял, что он недоволен приездом таких гостей.

Фельдмаршал поблагодарил его и отпустил. Макшеер радостно помчался домой, мечтая о теплой постели. А Михаил Михайлович поспешил в Верховный совет на очередное заседание.

В то же утро Густав Левенвольде посетил Остермана. По обыкновению, ему сказали, что вице – канцлер серьезно болен и никого не принимает. Его встретил Розенберг. Но Густав попросил передать барону несколько слов, которые тут же написал на клочке бумаги. Эти несколько слав были: «Густав просит господина барона принять его».

Розенберг был немало удивлен, когда Остерман с не? обычным оживлением, бодрым и энергичным голосом приказал немедленно проводить в кабинет гостя. Свидание наедине продолжалось часа два. Розенберг был удален.

Густав уехал, как всегда, внешне спокойный и холодный, а Остерман после его ухода позвал Розенберга и жену и заявил, что ему хуже. Его уложили в постель. Старик стонал при каждом движении и казался совсем умирающим.

Во дворце был назначен малый прием. Императрица знакомилась со своими подданными. Приехавшие в Москву чины генералитета, богатые помещики, вице – президенты коллегий добивались чести быть ей представленными.

Как обер – гофмаршал, Рейнгольд накануне докладывал ей список лиц, всеподданнейше ходатайствующих об аудиенции.

Императрица равнодушно проглядывала список. Но вдруг ее апатичное, вялое лицо оживилось.

– Граф, – воскликнула она. – Что ж ты молчал! Приехали твой брат, барон Оттомар, граф Кройц. Когда они приехали?

– Сегодня утром у меня был брат, – ответил Рейнгольд. – Он приехал во главе депутации ландратов принести вашему величеству всеподданнейшие поздравления с восшествием на прародительский престол и ходатайствовать о подтверждении лифляндских привилегий.

Императрица взволнованно встала с места. Тысячи воспоминаний теснились в ее сердце.

– Конечно, – воскликнула она, – я завтра приму их. Скажи своему брату, что он – желанный гость. Он приехал оттуда… Что там? Как живут там мои друзья? – в волнении говорила Анна.

– Ваши курляндские подданные, радуясь вашему великому жребию, ваше величество, оплакивают свою участь, так как лишены счастья лицезреть вас, – ответил Рейнгольд.

– Завтра, завтра, – повторяла Анна, глубоко взволнованная. – Пусть депутация непременно будет завтра. Я хочу скорее видеть их…

Рейнгольд поклонился.