Борьба: Вкус власти

Теперь, когда Гузох находился в секторе «Крито» группировки «Донецк-Макеевка» и видел, как его показательно принимает СЧК и втихую со всех сторон обкладывают своими агентами, ему стало казаться, что когда-то он очень недооценивал Невроха. Эсчекисты бы никогда не позволили ему стать патриархом, будучи не уверены, что им это выгодно. А когда он показал, что будет играть по их правилам, и получил своё место, то и начал свою уже скрытую войну за власть с СЧК. Всё же лицемерно и подло, но вряд ли кто-то мог придумать что-либо более эффективное.

И так уж получилось, что одной из разменных монет в такой войне должен был стать сам Гузох. С одной стороны, это не сильно трогало его чувства – в конце концов, всегда надо быть готовым к чему-то тяжёлому, когда занимаешься религией. Но с другой стороны – не Невроху решать, кого разменивать. В реальности он не достоин даже быть жрецом, не то, чтобы патриархом. Он слишком властолюбив и абсолютно не верует в то, что исповедует публично. И теперь Гузох уже боялся того, что со временем Церковь просто станет новой СЧК просто под другим знаменем.

Дверь в комнату открылась без стука и вошёл Самох. Вроде и не ожидалось увидеть его здесь и сейчас, но с другой стороны, когда в целой группировке «Донецк-Макеевка» из чумов остались по сути одни только СЧК, то логично было бы предположить появления того митрополита, который за них отвечает.

Самох прикрыл за собой дверь и хмуро уставился на убранство: мебель, коптящие чёрным подсвечники и панно.

– Тут и присесть-то негде. – Самох усмехнулся. – Я смотрю, Вам не привыкать, брат-жрец Гузох… Меня-то они не смогли так обделить.

– Слишком вы думаете о материальном. – Гузох видел эти открытые насмешки, и они были ему совершенно не обидны. – Вы что, приехали провести неделю покаяния?

Самох рассмеялся. И в его смехе и особенно глазах было видно, что он давно знал о том, что сроки для новой недели покаяния ещё не подошли, и то, что об этом явно не мог знать Гузох, когда сюда ехал. Всё запланировано. Он совершенно точно играет на пару со своим патроном. Да и было бы странно, если бы Неврох поставил на свою прежнюю должность кого-то не того, кто ему будет верен. А теперь его же руками будет чистить то, что не стал чистить сам, теперь совершенно не боясь за последствия. В случае чего он просто назначит нового митрополита и будет истреблять ересь и всё несогласное в СЧК с новыми силами.

– Кому она нужна, эта неделя? Нет… – ответил Самох. – Я тут вовсе не за этим. Можете оставить этот приват-метод себе… Я-то вообще тут проездом. Зашёл повидать старого друга.

Гузох был старше Самоха почти на 25 лет, и уж точно никогда не считал его другом. Он пока толком не видел того в деле, но слухи ходили весьма однозначные. Самох бил противников редко, но метко. Только убедившись в своё полном превосходстве. Как раз очень подходящий метод против спецслужбистов.

– Так и зачем Вам тогда роскошнее, чем у меня место пребывания, если Вы здесь даже не задержитесь?

– Да потому что эти низкородные пустые твари из СЧК не должны даже думать, чтобы вести себя со мной, как им вздумается. – огрызнулся Самох. В его голосе слышалась ненависть ко всему, что не то чтобы встречается, а даже может встретиться на его дороге. – И Вам, достопочтенный брат-жрец Гузох, следовало бы задуматься об этом…

После столь горячей тирады его дыхание немного остыло, он снова взглянул на панно с изображение Чёрного Камня и, не поворачиваясь к собеседнику, продолжил:

– Многих еретиков Вы нашли здесь?

– Еретиков? Здесь уже нет рабочего класса. На шахте трудятся только люди. Чумы из имперской армии тверды в вере. А СЧК уже в Вашем ведении.

– Никого значит… Ладно-ладно… Посмотрим, как такое понравится Невроху.

– Конечно, посмотрим… Но всё же я Вам напомню, мой дорогой брат. Что мы служим нашей вере Жах. – Гузох плавно указал рукой на панно. – А наш святейший патриарх лишь старший брат.

Самох стоял и пытался испепелить его взглядом. Но Гузох продолжал:

– Наша святая обязанность укреплять чумов в вере, а не карать попусту. Возвращение в лоно Церкви оступившихся много более выгодно, нежели их изничтожение. И всех могущих оступиться в секторе «Крито» я надёжно укрепил в их вере. Разве что остались братья из СЧК, которые мне неподконтрольны.

Последнее слово стало буквально контрвыпадом. Тот, кто только что кичился своей отвагой, теперь мог смело браться за дело с достойным для него результатом, и, так сказать, подать пример «правильной» работы, если на то есть основания. Это ещё больше разозлило Самоха:

– Хорошо же Вы придумали… Хорошо… Но Вы ещё увидите, как стоит обходиться с ними «правильно»… И хорошенько подумайте, очень хорошенько. Как Вы будете повторять эти слова, когда я найду ту ересь, которую Вы проглядели!

– Если Вы найдёте ту ересь, которую я проглядел, то я буду Вам бесконечно благодарен, мой дорогой друг… Разумеется, если это действительно будет ересь, а не чьи-то домыслы.

Самох вышел из кельи, хлопнув дверью. Потом раздались его громкие шаги и отдалённая ругань на кого-то из охраны.