Борьба за Красный Петроград

Настоящий документ приподнимает завесу над действительной политикой и деятельностью С. Булак-Балаховича и его компании. Еще не имея полной уверенности в том, что на северо-западе России будет создан какой-нибудь белогвардейский очаг, способный развернуть свою работу, и не желая, по-видимому, работать в тесном, непосредственном контакте с немецкими войсками (такая возможность у него была и раньше, чем воспользовался, например, начальник Чудской озерной флотилии), С. Булак-Балахович задумывался над перспективой переброски своего полка на Южный фронт, в так называемую Южную армию. К ее формированию было приступлено по инициативе опять-таки оккупантов, но из этого, в общем, ничего не вышло. Только после того, как стало известно о формировании Северной армии в Пскове, Булак-Балахович имел возможность начать переговоры с представителями российской контрреволюции на северо-западе России. Своей своевременной осведомленностью о том, что делается за демаркационной линией, и в особенности в г. Пскове, Булак-Балахович был обязан контрразведке штаба 4-й Петроградской дивизии в лице начальника ее – Гришина – и помощника последнего – Михайлова, с которыми Булак-Балахович держал тесную связь в то время, когда его полк числился в составе 4-й Петроградской дивизии. Начать переговоры с представителями Северной армия в Пскове для Булак-Балаховича не составляло большого труда, так как его один эскадрон под командой Пермыкина в октябре 1918 г. был призван охранять советскую границу в районе г. Пскова и был расположен в Елиазаровском монастыре.

Свою предательскую работу Булак-Балахович вел в высшей степени конспиративно, всеми мерами стараясь лишний раз показать, что он предан Советской власти. В августе – сентябре 1918 г. Булак-Балахович поехал подавлять кулацкое восстание в районе станции Новоселье и, вернувшись оттуда в пьяном состоянии, в штабе 4-й Петроградской дивизии говорил: «Теперь-то, наверно, не будут сомневаться в том, что я сторонник советского строя». После этой своей поездки Булак-Балахович возбудил ходатайство об отправке остальных эскадронов полка на фронт. В данном случае Булак-Балахович, очевидно не имея уверенности в том, что переход его полка в г. Псков произойдет без серьезных осложнений, требовал переброски всего полка на фронт. Одновременно же с этим свое пребывание в районе г. Луги Булак-Балахович хотел в конечном итоге использовать для поднятия массового антисоветского восстания среди местного населения, захватить в свои руки Гдов и Лугу, т. е. выполнить § 2 и 3 договора, заключенного 17 октября 1918 года.

К 25 октября 1918 г. дислокация 3-го Петроградского кавалерийского полка была следующей: 1-й эскадрон полка стоял в Елиазаровском монастыре, 2-й – на станции Струги Белые и 3-й – у мыза Новая; штаб полка находился в г. Луге. Численность полка равнялась 1121 человеку, из коих командного состава было 38 человек, строевых солдат 883 и нестроевых 200. В полку было 600 винтовок, 4 пулемета, 8 ружей-пулеметов и два 3-дюймовых орудия. Лошадей верховых числилось 471, обозных 102 и для артиллерийской запряжки – 28[23].

Срок готовности полка к переходу на сторону белых был обусловлен по договору 1 ноября 1918 г. (§ 7). Однако этот пункт договора не был в точности соблюден. По не выясненным пока причинам[24] 1-й эскадрон 3-го Петроградского кавалерийского полка, расположенный в Елиазаровском монастыре, под командованием Пермыкина 26 октября 1918 г. снялся с места стоянки и взял направление на г. Псков. Личный состав эскадрона ничего не знал о предполагавшемся переходе демаркационной линии, но был информирован таким образом, что эскадрон якобы получил приказ перейти в наступление. Эскадрон Пермыкина, благополучно миновав красноармейский кордон у ст. Торошино и выйдя в район действий Северной армии и оккупационных войск, был обезоружен, бойцы эскадрона арестованы, доставлены в Псков и заключены в здании бывшей Псковской каторжной тюрьмы. Через четыре дня арестованные были освобождены и пошли на укомплектование частей Северной армии.

Желая и на этот раз искуснее обвести советское командование и выиграть время, создав все необходимые условия для измены, Пермыкин за несколько часов до снятия с места своего эскадрона послал следующую телеграмму на ст. Торошино:

«Сегодня день великого завоевания народа[25]. Мы, Красная армия и кавалерия, приветствуем своего политического комиссара и друга тов. Фабрициуса, которого поздравляем с праздником годовщины, и хотим со своей стороны победить или умереть за свободу дорогой нам родины под вашим руководством. Кричим в честь вас громкое дружеское «ура» свободы. Командир 1-го эскадрона Пермыкин»[26].