Николай Кораблев вышел из блиндажа и вскоре попал в березовую рощу. Здесь было тихо. Травы примяты, кустарники молодого орешника поломаны. На ветвях виднелись завязи. Подойдя к поломанному кусту, он, сорвав грань, очистил орех, раскусил его: внутри, окутанное мягкой белой кашицей, лежало крошечное ядрышко-сердечко.
«Вот так же безжалостно и грубо они уничтожают у себя в стране все светлое… еще в зародыше… Мерзавцы!» — Он отбросил орех и быстро зашагал, куда повели его ноги.
Вскоре он очутился на лесной глухой дороге. Чуть в стороне, около березы, стояла гнедая лошадь. Увидав его, она жалобно заржала. Он шагнул к ней и в ужасе закрыл глаза: левая задняя нога у лошади была оторвана почти под самый корень… Из обезображенного места лилась, как из сита, кровь. Николай Кораблев отвернулся и пошел дальше, а лошадь все ржала, все звала его, жалобно, плаксиво, с каким-то смертельным упреком.
Пробиваясь через чащобу кустарника, он вышел на поляну.
Здесь, прижимаясь к зелени опушки, стояли танки.
«Вот хорошо-то! Моторы посмотрю. Эти были в деле», — решил он, а увидав летчика, спросил:
Это чьи танки?
Летчик остановился, подозрительно посмотрел на него.
А вы откуда?
Я? Да я ведь… — Николай Кораблев смешался и подумал: «А что я ему скажу?»
Но летчик уже командовал:
А ну, вперед! до командира! Много вас тут таких таскается. «Я? Да я ведь…» — передразнил он и, выхватив пистолет, указывая им на дорожку, еще раз крикнул: — А ну, давай, давай, давай!
Всего три дня тому назад к летчикам на аэродром заявился человек, назвав себя наркомом. Доверчивые летчики были рады ему: стали все показывать, рассказывать… Но вскоре за «наркомом» приехали люди и схватили его как заядлого шпиона.
Николай Кораблев об этом, конечно, ничего не знал и, удивленный грубостью летчика, вздохнув, подумал: «Ох, попал я в какую-то историю!»
Вскоре они пересекли полянку, подошли к кустику, и тут Николай Кораблев увидел летчика-майора, окруженного танкистами. Все они сидели на траве и ели уху.
Вот, товарищ майор, привел: подглядывал и, видимо, записывал номера танков! — выкрикнул летчик.
Майор, весь обожженный, как будто по нему прошлась черная оспа, спросил:
Документы у него проверил?
Никак нет.
Документы у вас есть? — обратился майор к Николаю Кораблеву.
Это были уже не документы, а комок бумаги: во время перехода через болото они намокли, а теперь высохли и слепились так, что майору пришлось их раздирать… Раздирал он их брезгливо, без осторожности, а когда закончил, посмотрел и сказал:
Черт те что, а не документы! А ну-ка, подведите его поближе, — и, показывая Николаю Кораблеву бумаги, сказал: — Что это?
Я через болото проходил… — заикаясь, проговорил Николай Кораблев.
Угу… Вон как! Через болото, значит, перешел? — И майор, кинув в сторону документы, крикнул: — Придется, как и с тем «наркомом», поступить.
Летчик дулом пистолета ткнул в спину Николая Кораблева и скомандовал:
А ну, поворачивайся! Давай вон туда, правее…
У Николая Кораблева вдруг пропал всякий страх.
Вместо того чтобы идти по команде, он повернулся к майору и, опустив руки и посмотрев проникновенно тому в глаза, сказал:
Слушайте-ка, товарищ. Я директор моторного завода с Урала, из Чиркуля, Кораблев.
С земли поднялся молодой танкист и, ни к кому не обращаясь, проговорил:
У нас тут есть товарищи из Чиркуля, с завода. Вот и позвать…
Да, да! Должны быть: Иван Кузьмич Замятин, Звенкин, Ахметдинов, — подхватил Николай Кораблев.
О-о-о! Все знает, — произнес майор все с тем же недоверием. — А позовите-ка Ивана Кузьмича!
Молодой танкист сорвался с места и бегом кинулся в сторону.
«А вдруг его нет? Вдруг он куда-нибудь ушел? — холодея, подумал Николай Кораблев. — Батюшки мои! Сколько этого вдруг!» — Он посмотрел на котелок с ухой, и ему захотелось есть… Он запросто подсел к котелку, взял ложку и начал хлебать уху.
Все удивленно посмотрели на него, а майор сказал:
Смел! Перед смертью захотелось пожрать. Эй, ты! — Он намеревался еще что-то крикнуть, злое и оскорбительное, но, видя, как из лесу бегут молодой танкист и Иван Кузьмич Замятин, сказал: — Ага, идут! Сейчас мы тебя раскусим!
Иван Кузьмич Замятин в комбинезоне танкиста стал будто еще ниже ростом, но шире. Лицо у него явно посвежело: сказался чистый воздух. Но морщина над переносицей углубилась так, словно кто нажал долотом. Подойдя к майору, он спросил:
Что, Мишенька, у тебя тут стряслось?
Тот встал и, с уважением обращаясь к нему, произнес:
Да вот, дядя Ваня, птица залетела. Узнаете его?
Лицо Николая Кораблева за эти дни заросло бородой, щеки впали, гимнастерка была в грязи. И Иван Кузьмич на какую-то секунду даже усомнился: директор ли это?
Смотрите хорошенько, дядя Ваня. Они под всякую марку подделываются. Слышали, позавчера один попался? Нарком, нарком! Разобрали его — шпион чистых кровей, — проговорил майор и сам внимательно стал всматриваться в Николая Кораблева.
Это действительно, Мишенька: под всякую марку подделываются. Скажите-ка, гражданин, где у вас жена, как звать ее?