Один из них – самец – был громаден, словно зубр, с короткими мускулистыми и гибкими лапами и выпуклым лбом, напоминающим валун, обросший лишайником и мохом. В огромной пасти могла свободно поместиться голова человека, и мощным челюстям достаточно было сомкнуться, чтобы раздавить её, словно скорлупу ореха.
У самки лоб был плоский, морда более короткая, походка вразвалку. В движениях и фигурах обоих зверей было нечто, отдалённо напоминавшее облик голубых людей.
– Да, – пробормотал Нао, – это пещерные медведи, медведи-великаны!
Он знал, что эти гиганты не боятся ни одного живого существа, но, в общем, ведут себя довольно миролюбиво. Они становятся опасными, только если что-нибудь разъярит их или же когда очень голодны, хотя обычно не едят мяса, довольствуясь растительной пищей.
Медведи подходили все ближе, грозно рыча. Самец раскрывал пасть и свирепо мотал головой.
– Он ранен! – прошептал Нао.
С густой шерсти огромного зверя стекала тоненькая струйка крови. Нао с ужасом подумал, что эту рану могла нанести человеческая рука… Тогда хищник захочет, конечно, выместить свою злобу на них. Нао знал, что пещерные медведи отличаются исключительной настойчивостью: раз начав преследовать добычу, они уже не отступятся от неё, пока не добьются своего. Толстой коже и густой шерсти пещерного медведя не страшны ни дротик, ни копьё, ни даже палица. Он может вспороть человеку живот одним ударом когтистой лапы, может задушить его в своих объятиях, загрызть мощными челюстями…
– Откуда пришли медведи? – спросил Нао.
– Самец спустился со склона справа, а самка вышла из-за тех деревьев, – ответил Гав, указывая на несколько сосен, росших на скале слева от пещеры.
Случайно или по инстинкту охотников медведи загородили оба выхода с площадки в ущелье. По возбуждённому ворчанию самца и беспокойному поведению самки, злобно глядевшей на уламров, ясно было, что звери разъярены и жаждут человеческой крови. Они не бросились ещё на людей только потому, что соображали медленно и хотели сначала удостовериться, что добыче некуда ускользнуть. С шумом втягивая в ноздри воздух, они старались точнее определить расстояние, отделявшее их от уламров, скрытых среди камней.
Нао торопливым шёпотом приказал Наму и Гаву отступить, и, когда медведи наконец бросились в атаку, все трое уламров были уже в глубине пещеры. Сын Леопарда, пропустив юношей вперёд, прикрывал отступление. Молодые воины бежали со всей скоростью, какую позволял развивать усыпанный острыми камнями извилистый подземный ход.
Медведи, забравшись в пещеру и найдя её пустой, замешкались, разыскивая след уламров; недоверчивые и осторожные, они медленно продвигались по подземному ходу и часто останавливались. Гиганты не боялись ни людей, ни животных, но долголетний опыт научил их опасаться всего непонятного и неизвестного. В их тёмной, но цепкой памяти прочно хранились воспоминания о громадных камнях, с грохотом скатывающихся со склонов гор, о внезапно разверзающихся под ногами трещинах и провалах, о глубоких пропастях, на дне которых царит вечный мрак, о лавинах, осыпях, обвалах, наводнениях. Ни мамонт, ни лев, ни тигр никогда не покушались на их жизнь, но стихийные силы природы не раз угрожали косматым исполинам. Медведи помнили, как они чуть не погибли однажды в снежной лавине, как их засыпало землёй во время землетрясения, помнили ледоход, во время которого они едва не утонули, острые камни, падавшие на них с высоты и наносившие жестокие раны, несмотря на густую шерсть и толстую кожу.
В это утро впервые за всю их жизнь медведей атаковали живые существа. Они стояли во весь рост на вершине отвесной скалы, куда могли добраться разве только ящерицы или птицы. Увидев пещерных медведей, двуногие существа испустили громкий воинственный крик и метнули в зверей дротики. Один из них впился в плечо самца. Обезумев от боли и ярости, гигант ринулся к скале и попытался взобраться по отвесному склону. Но, быстро убедившись, что скала с этой стороны неприступна, он в сопровождении своей самки бросился в обход.
На бегу медведь выдернул из раны дротик и обнюхал его: запах вызвал в тёмном сознании зверя какие-то смутные воспоминания. До этих пор медведь редко встречал людей, и вид их вызывал у него не больше удивления и интереса, чем вид волков или гиен. Люди обычно уступали ему дорогу, и он ничего не знал ни об их хитрости, ни об их силе. Тем более поразило его утреннее нападение: привычный порядок существования нарушился, возникло что-то новое, неизвестное, а всякая неизвестность пугает зверя, даже такого могучего и уверенного в себе, как пещерный медведь.
В продолжение всего дня оба медведя рыскали по холмам, исследуя каждый откос, обнюхивая каждую тропинку, каждый камешек. К концу дня медведь изрядно устал от поисков, и, если бы горевшая огнём рана не напоминала о себе, он давно забыл бы об утренней встрече. Но острые приступы боли всё время оживляли в его памяти воспоминание о трёх странных существах, потрясавших дротиками, стоя на вершине скалы; тогда он останавливался, грозно рычал и лизал кровь, сочившуюся из раны.