Борьба за право

Къ этому непониманію нашимъ теперешнимъ правомъ идеальныхъ интересовъ при правонарушеніи, присоединяется устраненіе новой практикой римскихъ частныхъ наказаній. Вѣроломный приниматель поклажи, или повѣренный, неподвергается упасъ болѣе лишенію чести. Величайшее мошенничество, если оно только съумѣетъ обойти уголовный законъ, остается теперь совершенно безнаказаннымъ[20]. А между тѣмъ въ учебникахъ все еще Фигурируютъ различные денежные штрафы и наказанія за легкомысленное запирательство, но они не примѣняются въ судахъ. Что же это значитъ? Да то, что у насъ субъективная неправда низведена на степень объективной. Между должникомъ, который безстыднымъ образомъ отрицаетъ данную ему ссуду, и наслѣдникомъ, который дѣлаетъ это bona fide, между повѣреннымъ, который меня обманулъ, и тѣмъ, который самъ ошибся, короче, между сознательнымъ, явнымъ правонарушеніемъ и незнаніемъ или ошибкою наше теперешнее право не знаетъ никакого различія — процессъ вертится только около одного голаго денежнаго интереса. Мысль, что вѣсы фемиды точно также должны вѣсить неправду въ гражданскомъ правѣ, какъ и въ уголовномъ, такъ далека отъ нашего теперешняго юридическаго представленія, что я высказывая ее, уже заранѣе приготовился къ возраженію: именно въ томъ то и состоитъ различіе гражданскаго права отъ уголовнаго. Для теперешняго, права? Къ сожалѣнію да! для права вообще? нѣтъ! Ибо пусть мнѣ сначала докажутъ, что есть какая, н и будь область права, въ которой идея справедливости можетъ не осуществлятся въ полномъ объемѣ, но идея справедливости нераздѣльна съ проведеніемъ понятія виновности.

Второе изъ приведеннымъ выше заблужденій новой юриспруденціи состоитъ въ принятой ею теоріи доказательствъ[21]. Можно подумать, что она изобрѣтена именно съ тою цѣлью, чтобы исказить право. Если бы всѣ должники всего свѣта поклялись уничтожить прако своихъ вѣрителей, то они для этой цѣли не нашли бы болѣе дѣйствительнаго средства, какъ то, которое открыла наша юриспруденція своей теоріей доказательствъ. Ни какой математикъ не можетъ придумать болѣе точнаго метода доказательствъ, чѣмъ тотъ, который примѣняетъ наша юриспруденція. Высшей степени непониманія она достигаетъ въ процессахъ за вредъ и убытки. Ужасающій безпорядокъ, который здѣсь, употребляя выраженіе римскаго юриста 7) [Paulus in I. 91 §. 3. de Y. 0. (45. 1) in quo genere ple-rumque sub autoritate juris scientiae perniciose erratur, только юристъ имѣлъ при этомъ въ виду другое заблужденіе.] "производится самимъ правомъ" и благодѣтельный контрастъ, представляемый Французскими судами, такъ ярко выставленъ во многихъ новыхъ сочиненіяхъ, что я могу воздержаться отъ дальнѣйшихъ словъ, только одного я не могу не сказать: горе при этомъ истцу и благо отвѣтчику!

Выражая въ немногихъ словахъ все, что я сказалъ, я могъ бы послѣднее восклицаніе выставить какъ пароль нашей новой юриспруденціи и практики. Она далеко ушла по пути, проложенному Юстиніаномъ; должникъ, а не вѣритель возбуждаютъ ея симпатію: лучше сотнѣ вѣрителей оказать явную несправедливость, чѣмъ слишкомъ строго поступить хотя съ однимъ должникомъ.