Борьба за Рейн

Один мой ботинок уже промок.

Мы укрываемся внутри того же дверного проема, где спрятались прошлой ночью.

Металлические ворота опущены и заперты, но я знаю, даже не заглядывая через ламе́ли*, что это был за магазин раньше. Я практически чувствую запах бомб для ванны «Хелло Китти» и спреев для тела, сгруппированных вокруг кассы.

Уэс крепче обнимает мое тело и скрипит зубами во сне. Я хочу побыть в его объятиях еще чуть-чуть, но знаю, что бы ему не снилось сейчас, это примерно так же весело, как быть подожженным «Бонис».

– Уэс, – я похлопываю его по бедру. Только туда я могу дотянуться в тисках его объятий. – Проснись, малыш. Уже утро.

Уэс сглатывает, зевает и, приходя в себя, поглаживает мои плечи ладонями.

– Мм?

– Уже утро. Мы живы.

Уэс смещается и садится ровнее позади меня. Затем со стоном опускает свой лоб мне на плечо.

– Ты для этого разбудила меня?

Я смеюсь.

– Думала, тебе снится кошмар. Ты видел всадников?

Он бурчит что-то в мою толстовку, похожее на «нет».

– Правда? И я тоже! Я видела плакаты, но всадники так и не появились. – Хмурюсь, думая о том, что «Бонис» собирались поджечь меня, но, по крайней мере, это было что-то новое. Проведя год, видя кошмары про всадников апокалипсиса, убивающих всех 23 апреля, быть сожженным заживо сумасшедшей бандой мотоциклистов кажется чуть менее ужасным.

– Да, я тоже видел плакаты, – Уэс зевает и поднимает голову. – Но потом все превратились в зомби и попытались съесть нас. Правда, мне пришлось зарубить твоего парня мачете, так что все было не так уж плохо.

– Уэс! – Я поворачиваюсь боком, сидя у него на коленях, и уже готова сказать ему пару ласковых за то, что он снова употребил слово на букву «П», но его вид останавливает меня.

Вокруг его светло-зеленых глаз красные круги. Челюсть покрыта щетиной. Лицо испачкано грязью и пеплом, а на воротнике рубашки – кровь Квинта. И когда я смотрю на красивое, измученное непрерывной борьбой лицо Уэса, резко приходит осознание произошедшего.

Это случилось. Всё это. Взрыв восемнадцатиколёсника. Передозировка. Пожар в доме. Перестрелка в «Факкаби Фудз». Мои родители…

Уэс расплывается, когда мои глаза наполняются слезами. Я плотно сжимаю веки, пытаясь отгородиться от образов моего папы в кресле и мамы в ее постели. Их лица... О Боже мой!

Их действительно нет! А апокалипсис так и не наступил, и – ничего не исчезло!

Я прикрываю рот рукавами толстовки и смотрю на Уэса.

– Что мы теперь будем делать? – мой голос срывается, и плотину сносит непрекращающимся потоком слёз.

Уэс прижимает меня к своей груди и обнимает, когда я тону в океане горя.

– Разве ты не помнишь, чему я тебя учил? – спрашивает он, покачивая мое дрожащее тело из стороны в сторону.

Утыкаюсь лицом в его шею и мотаю головой, захлебываясь от рыданий.

Как я могу вспомнить, что делать? Я никогда прежде не теряла всю свою семью в один день.

А Уэс терял.

– Мы говорим: «Пошли они все на хуй», и делаем всё, чтобы выжить.

– Точно, – я киваю, вспоминая его мотивирующую лекцию двухдневной давности.

– Итак, что нам нужно, чтобы выжить сегодня?

Я шмыгаю носом и поднимаю голову.

– Ты спрашиваешь у меня?

– Ага. Чтобы выполнить данную задачу, первое, что тебе необходимо – это сказать: «Пошли они все на хуй», а второе – это выяснить, в чем ты нуждаешься, чтобы выжить. Итак, подумай. Что нам нужно?

– Э-э... – Я вытираю сопли и слезы рукавом и выпрямляюсь. – Еда?

– Хорошо, – тон Уэса на удивление не саркастичен. – Она у нас есть?

– Эм... – Я оглядываюсь по сторонам, пока не замечаю свой рюкзак в противоположном углу. – Да. И вода, но не так много.

– Что еще нам нужно?

Я смотрю на лужу, медленно приближающуюся к нам.

– Место получше для сна.

– Хорошо. Что еще?

Мой взгляд падает на разорванное, окровавленное место на рукаве Уэса.

– Тебе нужно принять лекарство и еще наложить новую повязку, но мои руки недостаточно чистые для этого.

– Итак, мы добавим «найти мыло» в наш список.

Я снова киваю, удивляясь тому, какое облегчение чувствую – почти воодушевление.

– Итак, нам нужны припасы и укрытие, – заключает он. – Что еще?

– Хм... – Я свожу брови и оглядываюсь, надеясь найти какую-нибудь подсказку в сыром, пыльном, покрытом паутиной проходе.

Уэс прочищает горло и постукивает по рукоятке пистолета, торчащего из кобуры.

– Папин револьвер?

– Самозащита, – улыбается он. – Припасы. Укрытие. Самозащита. Каждый день, когда просыпаешься, я хочу, чтобы ты спрашивала себя, в чем ты нуждаешься, чтобы пережить этот день, а затем твоя работа – найти это.

– Это всё?

– Это всё.

– Ладно, – я киваю один раз, как солдат, принимающий задание. – Значит сегодня нам нужны: мыло, вода и лучшее место для сна.

Мне нравится это – снова иметь цель. И следовать указаниям. Ощущения примерно такие, как, когда мы искали бомбоубежище. Когда были только мы с Уэсом против всего мира. Было почти весело.

Уэс улыбается, но морщинки не появляются в уголках усталых зеленых глаз. Я замечаю в них печаль, которой не было. Обычно он выглядит таким решительным и целеустремленным. А сейчас он кажется... смирившимся.