— Да, он так и сказал: в ловушку. Альбоин заметил: «хорошо, что молодой Лициний ушел, — иначе не обошлось бы без жаркого боя». А Нарзес ответил: «Всех исаврийцев надо было удалят. Неужели можно было допустить до кровавой битвы в своем лагере? Король Тейя, наверное, воспользовался бы этим». О, господин, я боюсь, что они с умыслом завлеки твоих верных воинов.
— Да, я сам теперь почти уверен в этом, — мрачно ответил Цетег. — Но что говорили они о Риме?
— Альбоин спросил о каком-то новом предводитель — Мегас, давно ли он в Риме? — «Поспел вовремя для Лициния и исаврийцев», — ответил Нарзес.
Цетег застонал:
— О Лициний! и ты последовал за Юлием! — воскликнул он.
— «Но граждане Рима? — спросил Сцевола. — Они боготворят его!» — продолжал Сифакс. — «То было прежде. Теперь же никого они так не боятся и ненавидят, как этого человека, который силою хотел заставить их сделаться римлянами, героями», сказал Нарзес. — «А если они все же согласятся принять его? — спросил Альбин. — Ведь имя его действует обаятельно». — «О, двадцать пять тысяч армян в Капитолии свяжут лучше, чем их договор и клятва». — «Какой договори клятва?» — спросил Сцевола. — «Они поклялись открыть свой город только префекту Рима. Но они знали уже тогда, что префектом Рима назначен я. Мне, а не ему клялись они в верности», ответил Нарзес.
Цетег молча бросился на постель, закрыв лицо руками. Ни одного стона, ни одной жалобы не вырвалось из его груди.
— О господин, это убьет тебя! Но ты должен знать все, отчаяние придает силу.
— Кончай, — спокойно ответил Цетег, поднимаясь. — Я выслушаю спокойно, что бы там ни было. Все прочее может касаться уже только меня, а не Рима.
— Но оно ужасно! О господин, несколько времени они говорили так, что я ничего не понял. А потом Нарзес сказал:
— Император пишет: за то, что он был в связи с Феодорой и вместе с нею обманывал императора, пусть его постигнет участь, которую он готовил Велизарию: ослепление…
— Да? — улыбнулся Цетег и схватился за кинжал.
— И распятие!.. — Продолжал раб и снова с рыданием бросился к ногам своего господина.
— Успокойся, я еще не распят, твердо стою на ногах, кончай!..
— Но я полководец, а не палач, — продолжал Нарзес. — Юстиниан должен удовольствоваться тем, что я пришлю ему голову этого храбреца. Но… О господин… только не это! Что хочешь, только не это! Уж если мы должны умереть…
— Мы? — улыбнулся Цетег. — Но ведь ты же не обманывал великого императора и не был в связи с Феодорой. Тебе не грозит никакая опасность.
Но Сифакс, не слушая его, продолжал:
— Да разве же тебе неизвестно? Вся Африка хорошо знает, что если отрубить голову человека, то душа его должна будет целые века жить в теле самых отвратительных безголовых червей. О, только бы они не отрубили твоей головы!.. — рыдал Сифакс.
— Успокойся, она еще крепко держится на плечах. Но тише, кто-то идет.
Вошел посланный от Нарзеса с письмом. Цетег быстро распечатал его.
«Неприятную новость должен я сообщить тебе, — писал Нарзес. — Вчера вечером я получил известие, что Лициний и большая часть исаврийцев…» — О! — простонал Цетег. — Они убиты!.. — «…хотели силою овладеть Римом и умерщвлены. Остальные исаврийцы взяты в плен».
— Итак, мой второй Юлий последовал за первым. Но теперь мне и не нужен наследник, потому что Рим не будет моим наследством. Все потеряно! Великая борьба за Рим кончена. Глупое превосходство силы победило и геройство готов, и силу духа Цетега. Теперь идем Си-факс, я — на смерть, а ты, свободный, в свою свободную пустыню.
— О господин, — громко рыдая и бросаясь на колени, вскричал Сифакс, — не прогоняй меня от себя. Позволь умереть с тобою!
— Хорошо, — просто ответил Цетег, положив руку на голову мавра. — Я сам любил тебя, умрем же вместе. Подай шлем, щит, меч и копье.
— Куда, господин?
— Сначала к Нарзесу, а потом на Везувий.
Глава IV
Было чудное сентябрьское утро: земля и море были залиты ярким светом солнца. По самому берегу залива, так, что катящиеся волны иногда касались его ног, спокойно шел одинокий воин. Лучи солнца ярко блестели на его круглом щите и великолепном панцире. Это был Цетег, и он шел на смерть. Издали за ним почтительно следовал Сифакс. Вот Цетег подошел к высокой узкой скале, которая глубоко вдавалась в море. Он взошел на самую вершину ее, обернулся и устремил взгляд на северо-восток. Там лежал Рим.