Борьба за свободную Россию (Мои воспоминания)

На следующее утро, в Дарданеллах, наш пароход снова задержали. Снова явились и русские, и турецкие власти и стали попеременно то просить, то угрожать, то подкупать капитана, чтобы он высадил меня к ним в лодку. Капитан вызвал местного английского консула и в его присутствии предложил составить протокол о задержании парохода.

Тогда, наконец, наш пароход оставили в покое и его покинул также подозрительный субъект, посаженный к нам в Константинополь. Мы благополучно вышли в открытое море.

Когда мы приехали в Лондон, мы узнали, что наша история в Константинополе в Англии была уже известна из телеграмм и вызвала в печати и в обществе огромнейшую бучу.

Англичане, между ними были члены парламента, а затем члены русской колонии, среди них был Волховский (Степняк в то время был в Америке), дали в честь капитана обед и благодарили его за мое спасение. «Таймс» и другие английские газеты много места посвятили рассказу об этой попытке русского правительства арестовать меня в Константинополе.

Через несколько дней после того, как я благополучно избежал ареста в Константинополе, туда из Софии приехал мой хороший знакомый, русский эмигрант, инженер Луцкий. По требованию русских властей, турецкая полиция схватила его на улице и сейчас же на лодке доставила на русский пароход. Луцкий был увезен в Россию, но там его скоро освободили, потому что выяснилось, что он был выдан без всяких оснований, только потому, что русские власти хотели несколько загладить свою неудачу с моим арестом и арестовали первого попавшегося им под руки эмигранта.

С приездом в Лондон для меня тогда началась самая глухая пора моей эмигрантской жизни.

Конец царствования Александра III был трудными годами для всех нас, русских, и в России и заграницей. Реакция придавила всех. Не было ни активной революционной борьбы, ни каких-нибудь серьезных общественных выступлений. Наступило время маленьких дел.

Все наши попытки за эти годы нелегально поехать в Россию для того, чтобы принять там участие в революционном движении или хотя бы завязать связи для революционной деятельности из-за заграницы, разбивались об инертность сочувствующих нам в России лиц. Мы, эмигранты, остались совсем без поддержки из России, хотя там мы имели и личных друзей, и своих единомышленников.

В России на нас смотрели, как на Дон-Кихотов, кто из упрямства не отказывается от старых взглядов и все еще говорит о революционной борьбе, невозможной — одни говорили на пятьдесят лет, другие — на двести лет.

В 1892–94 гг. я из Англии ездил в Париж, в Женеву, в Цюрих, чтобы оттуда связаться с Россией, но и это не приводило ни к чему.

После 1894 г. я вернулся в Лондон и здесь в Британском Музее много работал по истории русского революционного движения. В эти годы я составил и напечатал кропотливую работу — «За сто лет».

В Лондоне в это время жил известный русский эмигрант, литератор, Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский, убийца Мезенцева. По своим взглядам он близко подходил к направлению, которое выражалось в «Свободной России».

После того, как нам пришлось прекратить издание «Свободной России», Степняк, при помощи основанного им вместе с Ватсоном общества «Друзей русской свободы» стал издавать в Лондоне имевший большой успех, на английском языке, ежемесячный орган «Frее Russia» («Свободная Россия»). На ее страницах Степняк демонстративно подчеркивал свою связь с нашей «Свободной Россией».

При мне в Лондон приехал, бежавший из Сибири, близкий друг Степняка Феликс Вадимович Волховский. Оба они были революционеры с огромным прошлым, очень талантливые, широко образованные, выдающиеся писатели, с крупным безупречным прошлым.

Они основали «Фонд вольной русской прессы» и стали издавать небольшие «Летучие Листки» такого же направления, как наша «Свободная Россия». Эти свои «Листки» они издавали три-четыре года. Но оба они, и Степняк и Волховский, прекрасно понимали, что для борьбы с реакцией мало таких «Листков», а нужен большой орган и они все время говорили о необходимости издавать «Колокол». Впрочем, свой будущий орган они не имели в виду называть «Колоколом», как не имели в виду и мы назвать свой орган «Колоколом», когда, готовясь к изданию «Свободной России», тоже говорили о «Колоколе». Для нас в Женеве и для Степняка и Волховскoго в Лондоне слово «Колокол» тогда было только таким условным названием, которое всем определенно могло говорить, что мы хотим основать разоблачительный орган, каким раньше был «Колокол» и каким потом было «Освобождение».