Прошло два года с тех пор, как я видела ее. Часть меня хочет подбежать к ней, надеясь, что увидев меня, она улыбнется. Хочет, чтобы она сказала, что скучала по мне и уже собиралась позвонить, как делают большинство мам, которые не виделись со своим ребенком два года. Но я застыла на месте. Эти мысли не более чем размышления брошенного ребенка. Который хочет того, чего никогда не будет.
Я рассматриваю ее, пока она попивает вино. Ее глаза нацелены на клиента через стол. Она наклоняет голову и улыбается. Мягкость ее взгляда заставляет мое сердце сжаться от зависти.
Я никогда не получала от нее улыбку. Я знаю только ее пустой взгляд. Еще я знаю, как угасают ее сверкающие глаза при взгляде на меня. И в ее глазах, безусловно, никогда не было любви. Безразличие, да. Неприязнь, может быть.
Любовь? Нет.
Она не давала мне этого. Но сейчас, за правильную цену, она дарит такие вещи незнакомому человеку. Он заплатил за это.
Мое дыхание замирает. Внутри кипит гнев. Слезы разворачивают беспощадное жестокое нападение. И на этот раз я не борюсь с ними. Я наслаждаюсь, ощущая их на щеках. Я приветствую грусть и отчаяние, так как это подстегивает мой гнев.
Я была такой дурой. Мечтала о том, что могло бы быть. У меня нет родителей. Они использовали друг друга ради какой-то злой шутки, в своих корыстных целях. Я мирилась с пренебрежением и унижением достаточно долго. Больше не буду.
Мои ноги начинают идти, а разум не поспевает за ними. Не успевая осознать, что делаю, я уже стою у ее стола. Глаза фокусируются на моей маме. Боковым зрением я замечаю любопытные взгляды ее спутника, но я жду. Жду, чтобы она признает меня.
Проходит немного времени, прежде чем ее лицо поворачивается ко мне, наверное, полагая, что я официантка, с вежливой улыбкой, которая затем мгновенно сменяется пустым мертвым взглядом.
В тишине, наши глаза сфокусировались друг на друге, и мои губы кривятся.
― Мы можем помочь Вам? ― говорит спутник.
Я игнорирую его и обращаюсь к ней.
― Как ты можешь?
Едкий тон моих слов заставляет ее ерзать на месте.
― Рэйвен, ― она шепчет мое имя, как будто это ругательство. Ее взгляд мечется по комнате. ― Я на свидании. Позвони мне завтра, и мы сможем…
― Как ты, бл*дь, можешь? Ты улыбаешься ему. ― Я указываю пальцем на ее спутника. ― Но ты едва ли можешь смотреть на меня! ― мой кулак ударяет по их столику, сотрясая посуду. ― На свою собственную дочь.
Она смотрит на своего спутника, качает головой и пожимает плечами, как бы говоря, я не знаю, о чем она говорит.
― Я извиняюсь за это, Марк. Здесь должно быть какая-то оши…
― Ты извиняешься перед Марком? ― мои глаза мечутся между Марком и мамой. ― Ты извиняешься перед гребанным Марком? Ты разрушила мою жизнь!
Марк вскакивает со стула.
― Следите за своим тоном! Мы ужинаем, и если Вы дорожите собой, то Вы развернетесь и уйдете.
Я не собираюсь уходить отсюда. Не сказав то, что должна сказать.
― Ты знала, мама? Знала, что он планировал для меня? Ты хоть представляешь, каково это, когда твой отец говорит тебе, что он… что он…
Я не могу заставить себя сказать это, но страх, показавшийся в ее широко раскрытых глазах, говорит мне, что она знала.
― Он пришел за мной.
Она хватается рукой за свое горло и бледнеет. Она наклоняется в сторону, косясь на что-то позади меня. Она хочет избежать того, о чем я говорю.
Я тыкаю пальцем прямо в ее лицо.
― Ты сделала это со мной. Почему? Ты разрушила мою жизнь. Лучше б ты никогда меня не рожала.
В ее глазах я замечаю блеск, прежде чем она переводит взгляд на колени.
― Достаточно!
Марк хватает меня за руку и сильно тянет.
Я равнодушна к хватке Марка и продолжаю свою тираду.
― Слышишь меня, шлюха? Лучше б ты меня не рожала!
― Убери свои ублюдские руки от нее, ― требует низкий, но авторитетный рокот за моей спиной.
Взгляд Марка перемещается на внушительных размеров фигуру позади меня, прежде чем он отпускает мою руку. Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто мой спаситель, когда его сильные руки обвиваются вокруг моей талии.
Звук голоса Джоны и комфорт от его прикосновения глубоко в моей груди рождают рыдания.
Я расслабляюсь в его объятиях. Не знаю, сколько он слышал, но его присутствие напоминает мне о том, что мне нужно, и притупляет боль из-за того, чего у меня никогда не было.
― Я тут, детка. Давай я отвезу тебя домой.
Теперь Джона мой дом. Он единственный, кто когда-либо проявлял заботу и боролся за меня. Он ― моя семья. Единственное, что сейчас важно ― это мы.
Джона разворачивает меня в своих объятиях. Я зарываюсь лицом в его грудь и позволяю эмоциям захлестнуть меня. Его успокаивающие слова всего лишь фоновый шум для моего неконтролируемого рыдания.