Бордель: Когда зайдёт солнце (СИ)

— Разве ты не видишь, что идёшь по протоптанной дороге? Ты совершаешь те же самые ошибки, что когда-то совершила я. Убегаешь из дома, надеешься на чудо где-то там…

— Мы с тобой явно разные, и твои ошибки не станут моими. Тем более я не бросаю вас, мы будем созваниваться, есть ещё видео-связь. Хватит делать из этого трагедию.

— Ты потеряла маму, это и есть трагедия. И лучше, если кто-нибудь будет рядом с тобой.

— Вот именно, что я потеряла маму! И я имею право на излечение, право на свободный выбор! — Тереза протестовала изо всех сил, и Камилла теряла позицию, — Мой выбор — уехать и избавиться от этой боли. Боль пройдет, и всё наладится.

— Неужели дело только в этом? — усмехнулась подруга, видя всё насквозь, замечая каждое изменение в родной душе, — Может в нём?

— Он в прошлом, и на этом всё закончилось. — Отрешённо произнесла, как бы не вкладывая в слова даже грамма чувств, но голос сквозил болью, рана открыта, — Кам, у меня мама умерла, и мне правда больно. Поэтому прости, я не хочу ни с кем разговаривать, кроме темы похорон…

Бросила со слезами на щеках и быстро прошмыгнула к двери. Вызвать в ней эмоции довольно легко, но не тогда, когда она их прячет под самой плотной ширмой. Ничего не поменялось с того момента. Тереза продолжала себя убеждать, что делает всё правильно, и нет никого, кто сможет заставить её остановиться и отказаться от якобы бредовых идей.

Это было не единственное воспоминание, где Камилла играла важную роль. Но оба раза не доигрывала. После похорон, во время которых Тереза не проронила и слезинки даже тогда, когда гроб опускали, когда Тим рядом вырывался из рук бабушки, подруга решила всё-таки ещё раз завязать разговор.

Под высоким дубом, откуда было видно целое поле, в ряд усеянное надгробными плитами, стояла темноволосая. В чёрном строгом платье, глаза спрятала под солнцезащитными очками. Невозможно понять, что в её голове происходит, какая мысль сменяет другую. Камилла всё же отважилась подойти и нарушить аудиенцию.

— Привет, — прошептала и сразу положила руку на плечо девушки. Та никак не отреагировала, лишь продолжала мять сумочку в руках, — Ты снова спокойна… Чересчур. — Отрезала под конец, убрав руку.

— Каждое движение отдаётся болью, голова просто раскалывается. — Поморщилась недовольно и шагнула прям под тень дерева, — Так что говори немного тише.

— У тебя похмелье? — спросила то, что первое пришло в голову, и метко попала.

— Ещё какое, — пальчики опустились в сумочку, а затем выудили мини-версию бутылки водки. Камилла шокировано наблюдала за тем, как она откручивает крышку.

— Лучше не стоит, Тереза. Это не поможет твоему состоянию, только отложит похмелье на час-два. — Казалось, будто мама воспитывает ребёнка и направляет в правильное русло, касательно, правда, алкоголя.

— Я сама знаю, что мне поможет, могу и без твоих советов обойтись! — Закатив глаза, темноволосая полностью опустошает бутылочку.

— Хорошо, я поняла. Ты стала самостоятельной девушкой, но у меня кое-что есть для тебя.

Потерявшись на миг в серых безразличных глазах, Камилла не сразу достаёт милый белый конверт, в адресате которого стоит имя: «Терезе». Девушка сразу улавливает красивые буквы и имя своей матери.

— Что это? — холодно, потеряно отзывается, пряча пустую бутылку в сумке.

— Ты не стала дослушивать последние слова своей матери, ушла с этого момента сюда, но она написала тебе письмо. — Протянув подруге единственную ниточку, ведущую к её маме, Камилла надеялась на просветление в этих потухших глазах.

— И что теперь? — закатила в ответ глаза, — Это ничего не поменяет, и её последние слова в этом письме только сильнее надавят на затягивающиеся раны. — Приняв на удивление конверт, Тереза медленно зашагала к месту, которое уже закапывали. Очки пришлось натянуть, так как остатки похмелья давали о себе знать, — Тебя больше нет в моей жизни, — горько произнесла и кинула поверх гроба конверт, его тут же накрыла первая горстка земли.

Столько ошибок было совершено за это время, что не счесть. И с каждым днём стыд всё сильнее и сильнее приливал к её юной головке. Сейчас, пока она находилась в эпицентре проявления любви между матерью и ребёнком, рана открывалась. Конечно, Тереза вспоминала о тех днях, когда в её жизни ещё не было ни Тима, ни кого-то другого, только мама. Они также проводили свои беззаботные минуты в парках, где кормили белочек, покупали любимый десерт, собирали дома пазлы, готовили вместе пироги и прочие вкусности. На носу должен быть выпускной, экзамены и предстоящее поступление. Что хочет она? К маме.

— Тереза? Ты меня слышишь? — внезапно до неё донёсся, как откуда-то сверху, тёплый голос. Пустые, не отражающие ничего толкового, глаза обратились к говорящему. Это был Энди. Он тепло смотрел на неё, давно уже зная о всех бедах подруги, — В порядке?

— Да, — на автомате ответила, почти не моргая. Выглядела она, как робот. Хотя больше похожа на испуганного, потерявшегося ребёнка. Глаза выпучила, говорить боялась.