— Конечно, — казалось, на автомате ответил, даже не обдумав и не раскинув хорошенько мозгами, просто сказал, лишь бы её успокоить.
В ванной продолжила журчать вода: Гарри принимал душ. И Гарднер не стала задерживаться в кровати надолго. Путь проложила в гардеробную, где выбор пал на не совсем типичную для неё одежду. Любительница милый юбок и красивых, нежных платьев променяла свой стиль на лосины и длинную толстовку. Волосы быстро подсушила феном и собрала в высокий пучок.
Взгляд быстро окидывает просторную мастерскую, где, откровенно говоря, некое олицетворение хаоса и беспорядка. Никто и не ожидает, что место, где на полном ходу идёт творческий процесс, будет чистота и ни пылинки. Тереза достаёт чёрный планшет для чертежей и начинает складывать туда крупноформатные эскизы и наброски. У неё сегодня ответственный день, масштабы которого пока даже Гарри не представляет. Ему ещё предстоит узнать, что боссом по проекту стала Гарднер, девушка, которая впервые встанет у руля. Она искренне боялась, что ему это по вкусу не придёт, но уже ничего не могла сделать. Обязанности на себя возложила — осталось всё выполнить.
По привычке взъерошивая кудри, шатен уверенно шагает в сторону «кабинета», зная, что найдёт её именно там. Каково было его состояние, когда он пересекает порог мастерской, и первым делом встречает огромный портрет на мольберте. Полтора метра в высоту, как минимум. Ожидалось увидеть всё, что угодно, но не самого себя.
Этот взгляд. Он бы никогда не мог подумать, что это то, как Тереза видит его или хочет видит, или ей нравится видеть его таким. Строгий, холодный, расчётливый и далеко не приветливый. Изумруды сжигают исподлобья, а сам цвет… Тёмно-зелёный. Оттенок злости или гнева. И ко всему прочему ещё тёмные, вычерченные брови стремятся соединиться на переносице, но их разделяют две морщинки, которые давно въелись в его кожу, как доказательство возраста. Но всё же она рисует его не идеальным, не таким, каким его хотят видеть окружающие — добрым и отличным парнем. Нет. Тереза напротив передаёт его тёмную сущность через напряжённую мужскую челюсть, острые скулы, тонкие, плотно сжатые губы. Его надменный вид будто пощёчина для наблюдателя. И ни о какой улыбке, добродетели и милости нет речи.
Картина не закончена. Краски ещё влажные, не подсохли, местами оттенки — это наброски, с которыми она не определилась.
— Уйди! Ты не должен быть здесь! — толкая мужчину в грудь, темноволосая выпихивает его из мастерской и хлопает за ними дверью.
— Ты рисуешь меня? — удивлённо шепчет и склоняет голову чуть вперёд, но взгляд надолго задержать не может. Вдруг и сейчас он похож на того рисованного демона.
— Это плохо? Тебе не понравилось? — смущённо спрашивает.
— Я и правда такой… — перебирая слова, он не мог найти описание того дьявольского взгляда, который она вложила в его мёртвые глаза, — Злой?
— Я не рисовала тебя злым, — цокнула в ответ, — Строгий, может быть, холодный и отстранённый… Ты мне таким нравишься.
Молча мужчина оглядывает её лицо, в котором ни капли сомнений или лжи. И всё по одной причине: она никогда не испытывала отвращения к нему такому — тёмному и мрачному, каким он предстал в первые месяцы их общения.
— Послушай, — её тонкие пальцы ловят скулу, темноволосая касается его щеки и ласково поглаживает, — ты никогда не был в моих глазах злым, ни за что. Но ты был мутным и мрачным парнем в моей жизни… Наверное, мне не стоило рисовать тебя таким, просто… — тяжело ей признать правду, — Я не могла ничем заниматься, пока ты был в отъезде, словно сама не своя. Вырисовывала черты твоего лица, будто зависимая.
— Просто скажи: я должен волноваться из-за этого портрета?
— Нет, я не вкладываю в него что-то отрицательное. Наоборот.
— Это успокаивает, — Гарри улыбается и отходит в сторону, пропуская девушку первой, — Какие планы у нас на сегодня?
— Надо появиться в Gucci, провести примерку и, если я успею, то поправить кое-что. А ещё надо определиться с датой проведения фотосессии.
— Что говорит Алессандро, каковы его планы?
— Он сейчас в Нью-Йорке, мы сегодня с ним не пересечёмся, — они покидают дом через вход в гараж, но Гарри останавливается, улавливая недосказанность.
— Тогда кто за главного в кампании? — он ожидал, что весь проект, придуманный Алессандро, будет и под его командованием, а сейчас всё переворачивалось настолько очевидно, что Гарри знал ответ.
— Я, — как он и думал.
Тереза развернулась к нему, скрестила руки и ожидала любой реакции, но почему-то предполагала, что шатен не оценит.