Бордель: Призови мою боль (СИ)

Строгий взгляд, в котором всё же промелькнула нежность. В крайнюю их встречу, когда он говорил всё, что вздумалось, и разрушал так умело, в глазах была эта нежность. Сначала возникло желание сгладить врезавшуюся в кожу морщинку между бровей, но для полной картины его повседневной серьёзности, она потолще прорисовала её. С губами всё было куда сложнее. Нет, проблема не в том, что она не могла их точно передать. Вовсе нет. Она помнила эти губы по-разному. И страстными. И грубыми. И жестокими. И нежными. Не было нейтрального положения.

— Ты слишком красив даже на моём рисунке. Может мне тебя изуродовать? — поджав губы, Гарднер оглядывала каждую деталь рисунка, нанося там штрих, здесь стирая недочёт. Таким она его не могла толком принять. Раньше Гарри был холодным и расчётливым, сейчас же на губах — незримая улыбка, в глазах — понимание и нежность, а в прикосновениях — одна ласка.

Убрав планшет на столик, Тереза воспротивилась желанию дорисовать его, довести эскиз до конца, придать ему красок. Организм, окончательно проснувшись, просил кофе и завтрак. Несмотря на такую рань, в кухне уже шуршала бабушка. Плита работала, чайник кипел. Всё будто как в старые времена, будто не было в их жизни борделя, проблем с мужчинами, слёз и истерик.

— Доброе утро, ба. — Первой отозвалась девушка, проходя к столу.

— Доброе утро, Теа. Садись давай, я уже приготовила оладья, ты будешь чай или кофе? Может сок? — Окружённая заботой, Тереза быстро окунулась в прошлое. Как же приятно быть дома.

— Определённо кофе, — мягко улыбнулась и с ногами залезла на жёлтый стул.

— Не ожидала, что ты так рано встанешь… — от бабушки ничего не утаишь, тем более Тереза всегда была любительницей поспать подольше.

— Кошмар приснился, — отрешённо ответила и сразу поспешила сменить тему, — Так необычно быть дома, думала, ты уже сделала ремонт в моей комнате. — Хихикнула глуповато девушка.

— А ты не собираешься возвращаться? — ожидаемо бабушка думала, что Тереза соберётся и съедется с тем, кого так давно любит.

— Нет, после этих выходных перееду обратно.

— Чего это так? — Бабушка села рядом на стул и внимательно посмотрела на хмурое лицо внучки. Сложно не заметить, насколько понурой и серьёзной она стала. Потеря матери, безусловно, сказалась на её характере, ведь она потеряла дочь. И это чувство: будто в груди дыра, и все эмоции выходят потоком, резко и безудержно, знакомо до боли. Тереза была страстной натурой, любвеобильной и в то же время нежной до откровенности. А сейчас превратилась в холодное существо, словно змея по своим делам ползала, живя в коконе невозмутимости и мнимой самостоятельности.

— Как чего? Я же говорила, что не задержусь у него, на ноги встал, моя помощь не понадобится.

Тяжело вздохнув, бабушка отодвинула чашку чая. Пора поговорить серьёзно, убрать жалость к внучке, которая возросла в разы из-за смерти мамы.

— Тереза, послушай, помнишь, когда тебе было лет пять, мама обещала тебе всё лето в лагере, но на деле ты осталась у меня.

— Да, — не понимая, в чём суть разговора, темноволосая качнула головой и покосилась на бабушку, которая продолжила.

— Ты не хотела оставаться у меня, плакала и говорила, что хочешь к маме. И я понимала, почему. А ты помнишь?

— Я знала, что мы не могли позволить лагерь на целое лето. Тогда с финансами вообще было туго, едва хватало на скромное питание и на квартиру. — Неохотно отозвалась.

— Причина всё же была не в этом. Ты боялась за маму, потому что некоторые моменты происходили, и ты боялась её потерять.

— Нет, — обозлившись за поднятый ворох той боли, через которую она прошла будучи ещё совсем крошкой, Тереза просто ощетинилась от гнева, — Нет!

— Никто не мог его контролировать. Ни я, ни твоя мама, ни ты, такая ещё маленькая, но всё понимающая… — Гарднер от злости на бабушку, за то что та поднимала кипу негативных эмоций, отвернулась к окну, — Ты всегда защищаешь тех, кого любишь, оберегаешь, даже сейчас. Ты с ним, потому что не смогла бросить со всеми проблемами, волнуешься и думаешь о нём.

— Я просто дала самой себе обещание, что отпущу его тогда, когда он будет физически к этому готов. Это был гуманный поступок.

— Ты не понимаешь, — бабушку клонила всё в ту сторону, которую Тереза никогда, никогда не примет, — Твоя мама полюбила отца, это правда, отдала всю себя, родила ему прекрасных детей. Но ты не видела их любовь, а лишь гнев, ссоры, скандалы, поэтому так боишься довериться мужчине. Пойми простую истину: ты — не твоя мама, ты переросла, и это нормально с детьми. Твоя мама переросла меня, а ты — её. А ещё. Он — не твой отец. Перестань бояться.