Бордель: Призови мою боль (СИ)

Раньше она бы оставила личную жизнь человека этому человеку, но вдруг появился такой лёгкий способ узнать, что делает Адам, и о чём думает. Нет, лезть в электронную почту или читать переписки она не собиралась, но вскользь оглядеть рабочий стол — не преступление. Каково было удивление, когда она нашла в названии одного из файлов своё имя. Что-то неприятно у Терезы всё-таки кольнуло, будто она оказалась в логове маньяка, серийного убийцы.

— Не окажись мудаком, — молясь уже Всевышнему, темноволосая нашла мышку и щёлкнула два раза на файл.

Отвратительно. Это был обычный документ, но всё в нём кишело беспроглядной ложью. Строчку за строчкой она ухватывала, проглатывая словно ком. Делать больно — так делать до конца.

«Первая встреча в клубе. С ним была Тереза. Искусно солгала, что его жена. Почти поверил» — это было похоже на тезисы, но она упорно искала то, что он доказывал, к чему вёл.

«Решила не знакомиться.»

«Неожиданно встретились в овощном магазине. Созналась, что не замужем.»

Что-то было выдержано с их встреч: её слова, её поступки. Он даже хотел залезть в её голову, старательно описывая каждую эмоцию.

«Два с половиной месяца Стайлс скрывается от журналистов, но эта девочка может пролить свет на произошедшее — цель» — она вздрогнула на слове цель. Тереза — всего лишь инструмент, чтобы досадить Гарри.

«Есть их совместные фотографии, значит, легко можно сослаться», — а затем пошли суммы, цифры, превращающиеся в числа.

Издания, порталы, с которыми, видимо, Адам уже связался, предлагали ради непонятных, но шокирующих фактов о Гарри круглые суммы. Вот цена. Цена доверия. Цена «открыться человеку» в двадцать первом веке.

Дальше пошло красивое, художественное описание того, что он планировал. Наискосок Тереза всё же решила просмотреть. Чего же хотел этот ублюдок? Ну конечно! Постель. Потом ещё постель. Куча пустых слов, а после разговоры по душам, где она должна была излить чувства о тиране-Гарольде. Но он не тиран, и она бы не за что не стала его оскорблять. Недочёт.

С одной стороны, это очень умно — использовать бывшую девушку, которая когда-то была близка к довольно популярной личности. Она расскажет любую гадость, якобы вымещая свою обиду. Да только Тереза не была такой дурой, чтобы начать лить о нём дерьмо. Некое уважение к нему всё же оставалось, несмотря на боль, которую Гарри успел внести мешками в её жизнь.

— Нет, — горько хмыкнула Тереза и закрыла файл второпях. Решение возникло из ниоткуда, но так быстро, что она даже не заметила, как сначала удалила файл, а затем очистила корзину.

На всякий случай пришлось проверить рабочий стол, но там остались одни файлы, связанные с работой. Зайдя нагло теперь в почту, она на скорую руку удалила все сообщения, датируемые днём их встречи. Теперь никаких предложений известных изданий не существовало.

Шестое чувство подсказывало, что надо проверить просто стол на случай, если у него есть что-то в бумажном виде. Верхний выдвижной ящик был пуст, точнее там была куча документов. И это её абсолютно не волновало. Казалось, что время просто жмёт на пятки, но во втором ящике тоже оказалось пусто. В любом случае её мнение об Адаме упало ниже плинтуса. Всё подтвердилось, волна негодования накрыла девушку с головой, когда случайно она решила заглянуть в конверт размером с бумажный лист и нашла там пачку фотографий.

Господи, Гарднер даже и не подозревала, что есть столько их совместных фотографий. И с похода в торговый центр, когда Гарри завалил её новым кружевным бельём, и со дня, когда он открыл ей свою известную личность. Несколько их совместных фотографий рядом с павильоном, где мужчина боролся несколько раундов. Тогда ещё были чужими, смотрела на него с опаской, не веря, что он — медийная личность. Из клуба, с каких-то прогулок по городу. Тереза находила странным только одну вещь: как мир ещё не знал о ней, о них. Сокровенных них. Тут и фотографии с похода в Диснейленд. Господи, снимки его особняка в Беверли-Хиллз. Это ведь она привела Адама туда.

Быстро дрожащими руками она засунула все-все снимки обратно в конверт и, снося небольшую стопку бумаг, стоящую на самом краю. Так ещё и графин задела, который с треском, разрушая мучительную тишину своим звоном, упал на ковёр. Полетела обратно в гостиную, схватила сумку и, на ходу обуваясь, мечтала, чтобы момент прощания не настал. Щёки горели, но не от злости. От стыда. Это было бы сродни предательству, если бы она обмолвилась хоть чем-то с этой змеёй.

Горько вспомнила, когда на первом свидании он поинтересовался, влюблена была ли она однажды. Знал ведь, что состояла с Гарри в отношениях. Тошнота от волнения знакомо подкатила.

«Если хочешь, мы можем поговорить о твоих взаимоотношениях с ним», — так он когда-то сказал. А в глазах не было ни одной корыстной цели: вот так умело он скрывал свои желания и цели.